Господин из Сан-Франциско, который в рассказе ни разу не назван по имени, так как, замечает автор, имени его не запомнил никто ни в Неаполе, ни на Капри, направляется с женой и дочерью в Старый Свет на целых два года с тем, чтобы развлекаться и путешествовать. Он много работал и теперь достаточно богат, чтобы позволить себе такой отдых.

В конце ноября знаменитая «Атлантида», похожая на огромный отель со всеми удобствами, отправляется в плавание. Жизнь на пароходе идёт размеренно: рано встают, пьют кофе, какао, шоколад, принимают ванны, делают гимнастику, гуляют по палубам для возбуждения аппетита; затем - идут к первому завтраку; после завтрака читают газеты и спокойно ждут второго завтрака; следующие два часа посвящаются отдыху - все палубы заставлены длинными камышовыми креслами, на которых, укрытые пледами, лежат путешественники, глядя в облачное небо; затем - чай с печеньем, а вечером - то, что составляет главнейшую цель всего этого существования, - обед.

Прекрасный оркестр изысканно и неустанно играет в огромной зале, за стенами которой с гулом ходят волны страшного океана, но о нем не думают декольтированные дамы и мужчины во фраках и смокингах. После обеда в бальной зале начинаются танцы, мужчины в баре курят сигары, пьют ликёры, и им прислуживают негры в красных камзолах.

Наконец пароход приходит в Неаполь, семья господина из Сан-Франциско останавливается в дорогом отеле, и здесь их жизнь тоже течёт по заведённому порядку: рано утром - завтрак, после - посещение музеев и соборов, второй завтрак, чай, потом - приготовление к обеду и вечером - обильный обед. Однако декабрь в Неаполе выдался в этом году ненастный: ветер, дождь, на улицах грязь. И семья господина из Сан-Франциско решает отправиться на остров Капри, где, как все их уверяют, тепло, солнечно и цветут лимоны.

Маленький пароходик, переваливаясь на волнах с боку на бок, перевозит господина из Сан-Франциско с семьёй, тяжко страдающих от морской болезни, на Капри. Фуникулёр доставляет их в маленький каменный городок на вершине горы, они располагаются в отеле, где все их радушно встречают, и готовятся к обеду, уже вполне оправившись от морской болезни. Одевшись раньше жены и дочери, господин из Сан-Франциско направляется в уютную, тихую читальню отеля, раскрывает газету - и вдруг строчки вспыхивают перед его глазами, пенсне слетает с носа, и тело его, извиваясь, сползает на пол, Присутствовавший при этом другой постоялец отеля с криком вбегает в столовую, все вскакивают с мест, хозяин пытается успокоить гостей, но вечер уже непоправимо испорчен.

Господина из Сан-Франциско переносят в самый маленький и плохой номер; жена, дочь, прислуга стоят и глядят на него, и вот то, чего они ждали и боялись, совершилось, - он умирает. Жена господина из Сан-Франциско просит хозяина разрешить перенести тело в их апартаменты, но хозяин отказывает: он слишком ценит эти номера, а туристы начали бы их избегать, так как о случившемся тут же стало бы известно всему Капри. Гроба здесь тоже нельзя достать - хозяин может предложить длинный ящик из-под бутылок с содовой водой.

На рассвете извозчик везёт тело господина из Сан-Франциско на пристань, пароходик перевозит его через Неаполитанский залив, и та же «Атлантида», на которой он с почётом прибыл в Старый Свет, теперь везёт его, мёртвого, в просмолённом гробу, скрытого от живых глубоко внизу, в чёрном трюме. Между тем на палубах продолжается та же жизнь, что и прежде, так же все завтракают и обедают, и все так же страшен волнующийся за стёклами иллюминаторов океан.

Господин из Сан-Франциско – имени его ни в Неаполе, ни на Капри никто не запомнил – ехал в Старый Свет на целых два года, с женой и дочерью, единственно ради развлечения.

Он был твердо уверен, что имеет полное право на отдых, на удовольствие, на путешествие долгое и комфортабельное, и мало ли еще на что. Для такой уверенности у него был тот резон, что, во-первых, он был богат, а во-вторых, только что приступал к жизни, несмотря на свои пятьдесят восемь лет. До этой поры он не жил, а лишь существовал, правда очень недурно, но все же возлагая все надежды на будущее. Он работал не покладая рук, – китайцы, которых он выписывал к себе на работы целыми тысячами, хорошо знали, что это значит! – и, наконец, увидел, что сделано уже много, что он почти сравнялся с теми, кого некогда взял себе за образец, и решил передохнуть. Люди, к которым принадлежал он, имели обычай начинать наслаждения жизнью с поездки в Европу, в Индию, в Египет. Положил и он поступить так же. Конечно, он хотел вознаградить за годы труда прежде всего себя; однако рад был и за жену с дочерью. Жена его никогда не отличалась особой впечатлительностью, но ведь вое пожилые американки страстные путешественницы. А что до дочери, девушки на возрасте и слегка болезненной, то для нее путешествие было прямо необходимо – не говоря уже о пользе для здоровья, разве не бывает в путешествиях счастливых встреч? Тут иной раз сидишь за столом или рассматриваешь фрески рядом с миллиардером.

Маршрут был выработан господином из Сан-Франциско обширный. В декабре и январе он надеялся наслаждаться солнцем Южной Италии, памятниками древности, тарантеллой, серенадами бродячих певцов и тем, что люди в его годы чувствую! особенно тонко, – любовью молоденьких неаполитанок, пусть даже и не совсем бескорыстной, карнавал он думал провести в Ницце, в Монте-Карло, куда в эту пору стекается самое отборное общество, – то самое, от которого зависят вое блага цивилизации: и фасон смокингов, и прочность тронов, и объявление войн, и благосостояние отелей, – где одни с азартом предаются автомобильным и парусным гонкам, другие рулетке, третьи тому, что принято называть флиртом, а четвертые – стрельбе в голубей, которые очень красиво взвиваются из садков над изумрудным газоном, на фоне моря цвета незабудок, и тотчас же стукаются белыми комочками о землю; начало марта он хотел посвятить Флоренции, к страстям господним приехать в Рим, чтобы слушать там Miserere ; входили в его планы и Венеция, и Париж, и бой быков в Севилье, и купанье на английских островах, и Афины, и Константинополь, и Палестина, и Египет, и даже Япония, – разумеется, уже на обратном пути… И все пошло сперва отлично.

Был конец ноября, до самого Гибралтара пришлось плыть то в ледяной мгле, то среди бури с мокрым снегом; но плыли вполне благополучно.

Пассажиров было много, пароход – знаменитая «Атлантида» – был похож на громадный отель со всеми удобствами, – с ночным баром, с восточными банями, с собственной газетой, – и жизнь на нем протекала весьма размеренно: вставали рано, при трубных звуках, резко раздававшихся по коридорам еще в тот сумрачный час, когда так медленно и неприветливо светало над серо-зеленой водяной пустыней, тяжело волновавшейся в тумане; накинув фланелевые пижамы, пили кофе, шоколад, какао; затем садились в мраморные ванны, делали гимнастику, возбуждая аппетит и хорошее самочувствие, совершали дневные туалеты и шли к первому завтраку; до одиннадцати часов полагалось бодро гулять по палубам, дыша холодной свежестью океана, или играть в шеффль-борд и другие игры для нового возбуждения аппетита, а в одиннадцать – подкрепляться бутербродами с бульоном; подкрепившись, с удовольствием читали газету и спокойно ждали второго завтрака, еще более питательного и разнообразного, чем первый; следующие два часа посвящались отдыху; все палубы были заставлены тогда лонгшезами, на которых путешественники лежали, укрывшись пледами, глядя на облачное небо и на пенистые бугры, мелькавшие за бортом, или сладко задремывая; в пятом часу их, освеженных и повеселевших, поили крепким душистым чаем с печеньями; в семь повещали трубными сигналами о том, что составляло главнейшую цель всего этого существования, венец его… И тут господин из Сан-Франциско, потирая от прилива жизненных сил руки, спешил в свою богатую люкс-кабину – одеваться.

По вечерам этажи «Атлантиды» зияли во мраке как бы огненными несметными глазами, и великое множество слуг работало в поварских, судомойнях и винных подвалах. Океан, ходивший за стенами, был страшен, но о нем не думали, твердо веря во власть над ним командира, рыжего человека чудовищной величины и грузности, всегда как бы сонного, похожего в своем мундире, с широкими золотыми нашивками на огромного идола и очень редко появлявшегося на люди из своих таинственных покоев; на баке поминутно взвывала с адской мрачностью и взвизгивала с неистовой злобой сирена, но немногие из обедающих слышали сирену – ее заглушали звуки прекрасного струнного оркестра, изысканно и неустанно игравшего в мраморной двусветной зале, устланной бархатными коврами, празднично залитой огнями, переполненной декольтированными дамами и мужчинами во фраках и смокингах, стройными лакеями и почтительными метрдотелями, среди которых один, тот, что принимал заказы только на вина, ходил даже с цепью на шее, как какой-нибудь лорд-мэр. Смокинг и крахмальное белье очень молодили господина из СанФранциско. Сухой, невысокий, неладно скроенный, но крепко сшитый, расчищенный до глянца и в меру оживленный, он сидел в золотисто-жемчужном сиянии этого чертога за бутылкой янтарного иоганисберга, за бокалами и бокальчиками тончайшего стекла, за кудрявым букетом гиацинтов. Нечто монгольское было в его желтоватом лице с подстриженными серебряными усами, золотыми пломбами блестели его крупные зубы, старой слоновой костью – крепкая лысая голова. Богато, но по годам была одета его жена, женщина крупная, широкая и спокойная; сложно, но легко и прозрачно, с невинной откровенностью – дочь, высокая, тонкая, с великолепными волосами, прелестно убранными, с ароматическим от фиалковых лепешечек дыханием и с нежнейшими розовыми прыщиками возле губ и между лопаток, чуть припудренных… Обед длился больше часа, а после обеда открывались в бальной зале танцы, во время которых мужчины, – в том числе, конечно, и господин из Сан-Франциско, – задрав ноги, решали на основании последних биржевых новостей судьбы народов, до малиновой красноты накуривались гаванскими сигарами и напивались ликерами в баре, где служили негры в красных камзолах, с белками, похожими на облупленные крутые яйца.

Горе тебе, Вавилон, город крепкий

Апокалипсис

Господин из Сан-Франциско – имени его ни в Неаполе, ни на Капри никто не запомнил – ехал в Старый Свет на целых два года, с женой и дочерью, единственно ради развлечения.

Он был твердо уверен, что имеет полное право на отдых, на удовольствие, на путешествие долгое и комфортабельное, и мало ли еще на что. Для такой уверенности у него был тот резон, что, во-первых, он был богат, а во-вторых, только что приступал к жизни, несмотря на свои пятьдесят восемь лет. До этой поры он не жил, а лишь существовал, правда очень недурно, но все же возлагая все надежды на будущее. Он работал не покладая рук, – китайцы, которых он выписывал к себе на работы целыми тысячами, хорошо знали, что это значит! – и, наконец, увидел, что сделано уже много, что он почти сравнялся с теми, кого некогда взял себе за образец, и решил передохнуть. Люди, к которым принадлежал он, имели обычай начинать наслаждения жизнью с поездки в Европу, в Индию, в Египет. Положил и он поступить так же. Конечно, он хотел вознаградить за годы труда прежде всего себя; однако рад был и за жену с дочерью. Жена его никогда не отличалась особой впечатлительностью, но ведь вое пожилые американки страстные путешественницы. А что до дочери, девушки на возрасте и слегка болезненной, то для нее путешествие было прямо необходимо – не говоря уже о пользе для здоровья, разве не бывает в путешествиях счастливых встреч? Тут иной раз сидишь за столом или рассматриваешь фрески рядом с миллиардером.

Маршрут был выработан господином из Сан-Франциско обширный. В декабре и январе он надеялся наслаждаться солнцем Южной Италии, памятниками древности, тарантеллой, серенадами бродячих певцов и тем, что люди в его годы чувствую! особенно тонко, – любовью молоденьких неаполитанок, пусть даже и не совсем бескорыстной, карнавал он думал провести в Ницце, в Монте-Карло, куда в эту пору стекается самое отборное общество, – то самое, от которого зависят вое блага цивилизации: и фасон смокингов, и прочность тронов, и объявление войн, и благосостояние отелей, – где одни с азартом предаются автомобильным и парусным гонкам, другие рулетке, третьи тому, что принято называть флиртом, а четвертые – стрельбе в голубей, которые очень красиво взвиваются из садков над изумрудным газоном, на фоне моря цвета незабудок, и тотчас же стукаются белыми комочками о землю; начало марта он хотел посвятить Флоренции, к страстям господним приехать в Рим, чтобы слушать там Miserere; входили в его планы и Венеция, и Париж, и бой быков в Севилье, и купанье на английских островах, и Афины, и Константинополь, и Палестина, и Египет, и даже Япония, – разумеется, уже на обратном пути… И все пошло сперва отлично.

Был конец ноября, до самого Гибралтара пришлось плыть то в ледяной мгле, то среди бури с мокрым снегом; но плыли вполне благополучно.

Пассажиров было много, пароход – знаменитая «Атлантида» – был похож на громадный отель со всеми удобствами, – с ночным баром, с восточными банями, с собственной газетой, – и жизнь на нем протекала весьма размеренно: вставали рано, при трубных звуках, резко раздававшихся по коридорам еще в тот сумрачный час, когда так медленно и неприветливо светало над серо-зеленой водяной пустыней, тяжело волновавшейся в тумане; накинув фланелевые пижамы, пили кофе, шоколад, какао; затем садились в мраморные ванны, делали гимнастику, возбуждая аппетит и хорошее самочувствие, совершали дневные туалеты и шли к первому завтраку; до одиннадцати часов полагалось бодро гулять по палубам, дыша холодной свежестью океана, или играть в шеффль-борд и другие игры для нового возбуждения аппетита, а в одиннадцать – подкрепляться бутербродами с бульоном; подкрепившись, с удовольствием читали газету и спокойно ждали второго завтрака, еще более питательного и разнообразного, чем первый; следующие два часа посвящались отдыху; все палубы были заставлены тогда лонгшезами, на которых путешественники лежали, укрывшись пледами, глядя на облачное небо и на пенистые бугры, мелькавшие за бортом, или сладко задремывая; в пятом часу их, освеженных и повеселевших, поили крепким душистым чаем с печеньями; в семь повещали трубными сигналами о том, что составляло главнейшую цель всего этого существования, венец его… И тут господин из Сан-Франциско, потирая от прилива жизненных сил руки, спешил в свою богатую люкс-кабину – одеваться.

По вечерам этажи «Атлантиды» зияли во мраке как бы огненными несметными глазами, и великое множество слуг работало в поварских, судомойнях и винных подвалах. Океан, ходивший за стенами, был страшен, но о нем не думали, твердо веря во власть над ним командира, рыжего человека чудовищной величины и грузности, всегда как бы сонного, похожего в своем мундире, с широкими золотыми нашивками на огромного идола и очень редко появлявшегося на люди из своих таинственных покоев; на баке поминутно взвывала с адской мрачностью и взвизгивала с неистовой злобой сирена, но немногие из обедающих слышали сирену – ее заглушали звуки прекрасного струнного оркестра, изысканно и неустанно игравшего в мраморной двусветной зале, устланной бархатными коврами, празднично залитой огнями, переполненной декольтированными дамами и мужчинами во фраках и смокингах, стройными лакеями и почтительными метрдотелями, среди которых один, тот, что принимал заказы только на вина, ходил даже с цепью на шее, как какой-нибудь лорд-мэр. Смокинг и крахмальное белье очень молодили господина из СанФранциско. Сухой, невысокий, неладно скроенный, но крепко сшитый, расчищенный до глянца и в меру оживленный, он сидел в золотисто-жемчужном сиянии этого чертога за бутылкой янтарного иоганисберга, за бокалами и бокальчиками тончайшего стекла, за кудрявым букетом гиацинтов. Нечто монгольское было в его желтоватом лице с подстриженными серебряными усами, золотыми пломбами блестели его крупные зубы, старой слоновой костью – крепкая лысая голова. Богато, но по годам была одета его жена, женщина крупная, широкая и спокойная; сложно, но легко и прозрачно, с невинной откровенностью – дочь, высокая, тонкая, с великолепными волосами, прелестно убранными, с ароматическим от фиалковых лепешечек дыханием и с нежнейшими розовыми прыщиками возле губ и между лопаток, чуть припудренных… Обед длился больше часа, а после обеда открывались в бальной зале танцы, во время которых мужчины, – в том числе, конечно, и господин из Сан-Франциско, – задрав ноги, решали на основании последних биржевых новостей судьбы народов, до малиновой красноты накуривались гаванскими сигарами и напивались ликерами в баре, где служили негры в красных камзолах, с белками, похожими на облупленные крутые яйца.

{module Адаптивный блок Адсенс в начале статьи}

ГОСПОДИН ИЗ САН-ФРАНЦИСКО

И.А. БУНИН

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ

Краткое содержание произведения И.А. Бунина "Господин из Сан-Франциско" приводится с целью краткого ознакомления с известным рассказом. Краткое содержание не заменит удовольствия от прочтения полной версии этого прекрасного произведения!

Господин из Сан-Франциско имя которого ни в Неаполе, ни на Капри не запомнил никто. Он ехал с женой и дочерью на два года в Старый Свет, развлекаться. В свои пятьдесят восемь лет господин из Сан-Франциско твердо был уверен, что только-только приступает к жизни, что богатство дает ему право на отдых и удовольствия, на отличное путешествие.

Раньше он не жил, а существовал, надеясь на будущее. Работал господин из Сан-Франциско не покладая рук, и увидел наконец, что достиг образца, к которому стремился. Решил господин передохнуть. Люди его круга обычно совершали путешествие в Европу, Индию и Египет. Он решил и тут не отступать от образца. Прежде всего эта поездка была вознаграждением за его труды, но господин рад и за жену с дочерью. Жена его не впечатлительная особа, но все пожилые американки, как думает он, любят путешествия. Дочь же, болезненная девушка на выданье, поправит здоровье и найдет себе мужа-миллирдера.

Господин из Сан-Франциско выработал обширный маршрут: зима - в Южной Италии, карнавал - в Ницце, в Монте-Карло, в марте - Флоренция, к страстям Господним - в Рим. Потом - Венеция, Париж, бой быков в Севилье, купанье на английских островах, Афины, Константинополь, Палестина, Египет, на обратном пути - Япония.

Сначала все идет прекрасно. В конце ноября до Гибралтара пришлось плыть в ледяной мгле, в снежную бурю, но благополучно. На знаменитом пароходе "Атлантида", громадном отеле со всеми удобствами, жизнь текла размеренно. Весь день путешественники ели, пили и развлекались. К вечеру господин из Сан-Франциско одевался в смокинг и крахмальное бельё, которые очень молодили его. По вечерам множество слуг работало на пароходе. Вокруг был страшный океан, но о нем не думали, полагаясь на командира корабля. Семья господина обедала, потом начинались танцы, все опять веселились, пили и курили. Пароход весь дрожал, преодолевая вьюжный океан, выла сирена, а утроба парохода была подобна девятому кругу ада. Там грохотали топки и работали красные от пламени потные люди, наверху же все сияло и кружилось в вальсе. Были среди толпы один богач, писатель, красавица, влюбленная пара, которая всех восхищала, и только капитан знал, что это нанятые актеры, играющие в любовь за хорошие деньги на разных кораблях.

В Гибралтаре появилось солнце, на борту появился новый пассажир - наследный принц одного азиатского государства. Дочь господина из Сан-Франциско познакомилась с ним, сам господин заглядывается на красавицу попутчицу. Он щедр в пути и принимает как должное заботу слуг. Пароход прибыл в Неаполь. Жизнь там тоже течет по заведенному порядку, с обедами и экскурсиями.

В декабре выдалась неудачная погода, господин из Сан-Франциско стал по утрам ссориться с женой, его дочь ходила бледная, с головной болью. Все уверяли, что на Капри теплее, семья решила отправиться туда. На маленьком пароходике была ужасная качка, семья страдала, господин чувствовал себя стариком. По прибытии в Италию господин всех сторонится, его сразу выделяют, помогают выйти, он чувствует, что сделал всем одолжение своим приездом. Хозяин отеля кажется господину из Сан-Франциско уже виденным однажды, он говорит об этом семье, и его дочери становится тоскливо и одиноко на острове. Семье предоставляют апартаменты только что отбывшей высокой особы, приставляют самых умелых слуг. Господин привычно одевается для вечера, пол еще шатается под ним после качки. Он идет ждать жену и дочь в читальню, садится в кресло, и вдруг с ним случается приступ удушья. Его относят в плохой, самый сырой и холодный номер, прибегают его жена и дочь, почти одевшиеся к ужину. Вечер в отеле непоправимо испорчен для хозяина.

Господин из Сан-Франциско умирает на железной кровати под грубыми одеялами. Жена, теперь вдова, просит разрешения перенести его тело в комнату, но хозяин говорит, что это невозможно: после такого туристы станут избегать его отель. Он говорит, что на рассвете тело нужно вывезти, но не в гробу, а в ящике из-под содовой. На рассвете, когда все еще спят, извозчик везет тело в ящике на пароход, машина подвозит его жену и дочь. Тело господина возвращается домой на том же корабле, но в черном трюме. В залах сверху, как обычно, людный бал. Океан гудит, как погребальная месса. Клокочут адские топки "Атлантиды", залы благоухают цветами, звучат оркестром. Опять изображает любовь наемная пара, но никто не знает ни того, что ей уже надоело притворствовать, ни того, какой груз везут в трюме.

{module Адаптивный блок Адсенс в конце статьи}

В 1915 году выходит небольшой рассказ И.А. Бунина «Господин из Сан-Франциско». При прочтении названия произведения сразу приходят мысли о захватывающем сюжете, где таинственный гражданин из далекой страны становится главным героем удивительных и где-то опасных событий…. Однако сюжет рассказа далек от предполагаемых вариантов. Кто же такой этот человек из Сан-Франциско? Краткое содержание поможет нам разобраться. Это несложно.

Передавая краткое содержание «Господин из Сан-Франциско», следует отметить, что автор, представляя главного героя, с первых строк как бы предупреждает читателя, что никто не запомнил имени этого человека, ни в Неаполе, ни на Капри. С одной стороны, это кажется удивительным - не может быть, чтобы человек, в жизни которого не было никаких порочащих его поступков, у которого есть хорошая крепкая семья, жена и дочь, стремления которого были направлены на работу и в дальнейшем на заслуженный отдых, мог не запомниться окружающим. Но продолжая читать строчку за строчкой, понимаешь, что его жизнь прошла настолько бесцветно и пусто, что, наоборот, если бы кто-то и запомнил его имя - это было бы удивительно. Всю жизнь он стремился работать, не покладая рук, но не для того чтобы прийти к заслуженному успеху, каким-то небывалым достижениям и открытиям, а в конце - к внутреннему удовлетворению, что жизнь прожита не зря, а чтобы сравняться с уважаемыми людьми и затем до конца своих дней пребывать в таких же наслаждениях и праздных утехах, как и другие «респектабельные» граждане. И вот наступает тот долгожданный момент в его жизни, когда, казалось, сделано немало, и его состояние приблизилось к той цифре, когда он может позволить себе отправиться в далекое путешествие. И вновь, путешествие через океан в его понимании - это не новые земли, не знакомство с другой культурой и далекими традициями, а скорее непременный атрибут жизни любого богатого человека.

Главный герой вместе с женой и взрослой дочерью садится на знаменитый теплоход «Атлантида» и отправляется в Старый Свет. В его планах посетить памятники культуры Италии и Древней Греции, поучаствовать в автомобильных и парусных гонках в Ницце и Монте-Карло, насладиться прелестями молодых неаполитанок и обязательно поплавать в водах английских островов, а знакомство с местным изысканным обществом может принести немалую пользу как для него самого, так и для его дочери - девушки на выданье… И казалось, ничто и никто не мог помешать его планам - ведь об этом он мечтал всю свою жизнь.

Продолжая краткое содержание «Господин из Сан-Франциско», мы переносимся на пароход, который везет нашего героя и его семью в Неаполь.
Жизнь на судне, которое напоминает настоящий отель со всеми удобствами и всевозможными развлечениями, идет размеренно. Утром - обязательная двухчасовая прогулка по палубе для возбуждения аппетита, затем - завтрак, после завтрака все просматривают свежие газеты, вновь прогулка и непродолжительный отдых под пледами в длинных креслах на палубе… Второй завтрак сменяется горячим чаем с печеньем, беседы - прогулками, и в конце дня наступает тот долгожданный момент, настоящий апофеоз всего - плотный обед и вечер танцев.

Вскоре плавающий отель прибывает в Италию, и гражданин из Сан-Франциско оказывается в эпицентре своей осуществившейся мечты: Неаполь, дорогой отель, услужливый персонал, все тот же безмятежно-роскошный образ жизни, завтраки, обеды, танцы, посещение соборов и музеев… Но не чувствуется того удовольствия от жизни, о котором он мечтал: на улице постоянно идет дождь, завывает ветер, и бесконечное уныние вокруг. И безымянный человек со своей семьей решает отправиться на остров Капри, где, как уверяли, солнечно и тепло. И вновь они на небольшом пароходе, плывут в надежде отыскать тот оазис в пустыне, к которому они так долго шли. Но ужасная качка, штормовой ветер и морская болезнь не предвещают ничего хорошего…

Капри радушно встречает господина из Сан-Франциско, но, как отмечает сам главный герой, жалкие лачуги рыбаков на побережье вызывают лишь раздражение и чувства, далёкие от ожидаемого восхищения. Но, прибыв в отель, где его встретили со всеми подобающими почестями и даже больше, господин уверен, что досадные чувства позади, и впереди лишь удовольствия и наслаждение. Он со всей помпезностью готовится к ужину, бреется, моется, одевает фрак, бальные туфли, застегивает запонки… Не дождавшись жены и дочери, он спускается в уютную читальню, садится, одевает пенсне, раскрывает газету… И здесь происходит нечто ужасное и неожиданное - перед глазами все мутнеет, и он, весь извиваясь, падает на пол… Вокруг шум, удивленные возгласы и крики, но в них не чувствуется сострадание и желание помочь. Нет, скорее страх и разочарование, что вечер безнадежно испорчен, и, может, даже придётся уехать из отеля.

Господина из Сан-Франциско переносят в очень маленький и сырой номер, где он вскоре умирает. Прибежавшие в ужасе женщины, жена и дочь, уже не слышат в голосе хозяина тех услужливых и подобострастных ноток, лишь раздражение и неудовольствие от того, что репутация отеля может быть навсегда испорчена. Он не разрешает перенести его тело в другой номер и отказывается помочь с поиском гроба, предложив взамен длинный ящик из-под бутылок. Вот так проводит свою последнюю ночь на Капри главный герой - холодный, затхлый номер и простой ящик. Казалось бы, что на этом краткое содержание "Господин из Сан-Франциско" подходит к концу. Но не спешите, потому что впереди, пусть и незначительные сцены, но самые глубокие, подводящие читателя к самому главному...

На следующий день жена, дочь и мертвый старик - так его теперь называет автор, на пароходе отправляются обратно в Сан-Франциско. Заканчивая краткое содержание «Господин из Сан-Франциско», следует непременно описать всё ту же «Атлантиду», на борту которой те же праздные лица, те же завтраки и прогулки, и те же самые герои…. Но никто не подозревает, да и никому не интересно, что творится в душе каждого из присутствующих и кто скрыт в просмоленном гробу глубоко внизу в темном, холодном трюме…

В заключение хочется сказать, что если бы И. А. Бунин назвал свое произведение иначе, и, скажем, вместо «Господин из Сан-Франциско»на данный момент вы бы читали «Гражданин из Сан-Франциско», краткое содержание, главная идея произведения не изменились бы. Серость, пустота и бесцельность существования приводят лишь к одному концу - в дальнем трюме находится гроб не с человеком, а с телом без имени…