Структурное своеобразие произведения. Мастерство изображения природы в произведении В.П



16
13
Федеральное агентство по образованию
Пензенский государственный педагогический университет им. В.Г.Белинского
Факультет русского языка и литературы
Кафедра литературы и методики ее преподавания
Зачетная работа
по литературоведческому анализу художественного текста на т е му: «Проблема эко логии и нравственные проблемы повествования в рассказах В. А с тафьева «Царь-рыба»

Выполнила: Плясова В.В.
студентка группы Л-51
Проверила:Ключарева И.С.
Пенза, 2007
Содержание

Введение
1. Жанровое своеобразие повествования в рассказах «Царь-рыба».
2. Стиль и язык произведения.
3. Образ автора.
4. Проблема взаимоотношения природы и человека. Резкое осуждение варварского отношения к природе на примере браконьеров.
5. Символический смыл главы «Царь-рыба», её место в книге.
6. Образы положительных героев. Аким и его судьба.
Заключение.
Список литературы.
Введен ие

Книга… Простое, незатейливое слово. Казалось бы, ничего особенного, обыкновенная вещь, которая есть в каждом доме. Книги стоят в шкафах в ярких или скромных обложках. Подчас не знаешь, какое чудо несут они в себе, открывая перед нами яркий мир фантазии и воображения, часто делая людей добрыми и умными, помогая понимать жизнь, формируя мировоззрение.
В современной прозе мне особенно нравятся произведения Виктора Петровича Астафьева. Когда читаешь подряд его книги, начиная с тех, в которых он состоялся как писатель - повести «Стародуб», «Перевал», «Последний поклон», сборники рассказов, - воочию видишь, как бурно рос этот самобытный художник слова, какими внутренними толчками развивался его талант. Предмет его любви определён и строг: Родина, Россия, её природа и люди, их предназначение на земле.
Настоящим событием в жизни и в литературе стало повествование в рассказах «Царь-рыба». Это удивительное произведение проникнуто страстной любовью к родной природе и негодованием по отношению к тем, кто своим равнодушием, жадностью, безумностью губит её. На вопрос о теме «Царь-рыбы» Астафьев ответил: «Наверное, это тема духовного общения человека с миром… Духовное существование в мире - так бы я определил тему «Царь-рыбы». Не впервые возникает она в нашей литературе, но, может быть, впервые зазвучала столь громко и широко».
Перечитав всё, что на сегодня написано о повествовании в рассказах «Царь-рыба», можно выделить как общепризнанное, что основные «герои» произведения - Человек и Природа, взаимодействие которых осмыслено в их гармонии и противоречии, в их общности и обособленности, в их взаимовлиянии и отталкивании, как представляется оно писателю сегодня - едва ли не в самый сложный период их «сосуществования» за всю человеческую историю. Иначе сказать, мы имеем дело с произведением откровенно и подчеркнуто социально-философским, в котором мысли и чувства воплощены в образы масштабные, имеющие общечеловеческое значение.
Астафьев не идеализирует природу и ее законы, а художественно исследует их противоречивое содержание. Природа не только врачует душу человека (глава «Капля»), но может быть слепа и жестока, как мы видим это, например, в главе «Поминки». Разум и духовный опыт позволяют человеку установить гармонические взаимоотношения между ним и природой, активно используя и пополняя ее богатства. Гармония взаимоотношений человека и природы, предполагающая и борьбу, исключает уничтожение. В человеческой душе заложено чувство бережного отношения ко всему живому на земле, к красоте лесов, рек, морей. Бессмысленное уничтожение природы разрушающе сказывается на самом человеке. Природные и социальные законы не дают ему права переступить ту «черту, за которой кончается человек, и из дальних, наполненных пещерной жутью времен выставляет и глядит, не моргая, низколобое, клыкастое мурло первобытного дикаря».
В «Царь-рыбе» жизненный материал разных послевоенных десятилетий спрессован, подчиняясь философскому смыслу идейного содержания. Постоянное сравнение прошедшего с настоящим, стремление автора полнее воплотить характер, поступки; духовные черты персонажей обуславливают временные сдвиги в произведении.
В. Семин с огромной откровенностью и искренностью говорил о своем восприятии произведения: ««Царь-рыба» - праздник жизни. Великая Сибирская река и река времени текут не по книжным страницам - их движение проходит через наше сердце, по нашим сосудам».
1. Жанровое своеобразие повествования в рассказах «Царь-рыба»

«Царь-рыба» имеет жанровое обозначение «повествование в рассказах». Тем самым Астафьев намеренно ориентировал своих читателей на то, что перед ними цикл, а значит, художественное единство здесь организуется не столько сюжетом или устойчивой системой характеров (как это бывает в повести или романе), сколько иными «скрепами». И в циклических жанрах именно «скрепы» несут очень существенную концептуальную нагрузку. Каковы же эти скрепы.
Прежде всего, в «Царь-рыбе» есть единое и цельное художественное пространство - действие каждого из рассказов происходит на одном из многочисленных притоков Енисея. А Енисей - «река жизни», так он и назван в книге. «Река жизни» - емкий образ, уходящий корнями в мифологическое сознание: у некоторых древних образ «река жизни», как «древо жизни» у других народов, был наглядно-зримым воплощением всего устройства бытия, всех начал и концов, всего земного, небесного и подземного, то есть целой «космографией».
Такое, возвращающее современного читателя к космогоническим первоначалам, представление о единстве всего сущего в «Царь-рыбе» реализуется через принцип ассоциаций между человеком и природой. Этот принцип выступает универсальным конструктором образного мира произведения: вся структура образов, начиная от образов персонажей и кончая сравнениями и метафорами, выдержана у Астафьева от начала до конца в одном ключе - человека он видит через природу, а природу через человека.
Так, ребенок ассоциируется у Астафьева с зеленым листком, который «прикреплялся к дереву жизни коротеньким стерженьком», а смерть старого человека вызывает ассоциацию с тем, как «падают в старом бору перестоялые сосны, с тяжелым хрустом и долгим выдохом». А образ матери и ребенка превращается под пером автора в образ Древа, питающего свой Росток:
«Вздрогнув поначалу от жадно, по-зверушечьи давнувших десен, заранее напрягшись в ожидании боли, мать почувствовала ребристое, горячее небо младенца, распускалась всеми ветвями и кореньями своего тела, гнала по ним капли живительного молока, и по раскрытой почке сосца оно переливалось в такой гибкий, живой, родной росточек».
Зато о речке Опарихе автор говорит так: «Синенькая жилка, трепещущая на виске земли». А другую, шумную речушку он напрямую сравнивает с человеком: «Бедовый, пьяный, словно новобранец с разорванной на груди рубахой, урча, внаклон катился поток к Нижней Тунгуске, падая в её мягкие материнские объятья». Этих метафор и сравнений, ярких, неожиданных, щемящих и смешливых, но всегда ведущих к философскому ядру книги, в «Царь-рыбе» очень и очень много. Подобные ассоциации, становясь принципом поэтики, по существу, вскрывают главную, исходную позицию автора. В. Астафьев напоминает нам, что человек и природа есть единое целое, что все мы - порождение природы, её часть, и, хотим или не хотим, находимся вместе с законами, изобретенными родом людским, под властью законов куда более могущественных и непреодолимых - законов природы. И поэтому самое отношение человека и природы Астафьев предлагает рассматривать как отношение родственное, как отношение между матерью и её детьми.
Отсюда и пафос, которым окрашена вся «Царь-рыба». Астафьев выстраивает целую цепь рассказов о браконьерах, причем браконьерах разного порядка: на первом плане здесь браконьеры из посёлка Чуш, «чушанцы», которые буквально грабят родную реку, безжалостно травят её; но есть и Гога Герцев - браконьер, который вытаптывает души встречающихся ему на пути одиноких женщин; наконец, браконьерами автор считает и тех чиновников государственного масштаба, которые так спроектировали и построили на Енисее плотину, что загноили великую сибирскую реку.
Дидактизм, который всегда в той или иной мере присутствовал в астафьевских произведениях, в «Царь-рыбе» выступает с наибольшей очевидностью. Собственно, те самые «скрепы», которые обеспечивают цельность «Царь-рыбе» как цикла, становятся наиболее значимыми носителями дидактического пафоса. Так, дидактика выражается, прежде всего, в однотипности сюжетной логики всех рассказов о попрании человеком природы - каждый из них обязательно завершается нравственным наказанием браконьера. Жестокого, злобного Командора постигает трагический удар судьбы: его любимицу-дочку Тайку задавил шофер - «сухопутный браконьер», «нажравшись бормотухи» («У Золотой Карги»). А Грохотало, «мякинное брюхо» и неудержимый рвач, наказуется в чисто гротескном, буффонадном виде: ослепленный удачей, он хвастает пойманным осётром перед человеком, который оказывается…инспектором рыбнадзора («Рыбак Грохотало»). Наказание неминуемо настигает человека даже за давние злодеяния - таков смысл кульминационного рассказа из первой части цикла, давшего название всей книге. Сюжет о том, как наиболее осмотрительный и вроде бы самый порядочный из браконьеров Игнатьич был стянут в воду гигантской рыбой, приобретает некий мистико-символический смысл: оказавшись в пучине, превратившись в пленника собственной добычи, почти прощаясь с жизнью, Итнатьич вспоминает давнее своё преступление - как он ещё безусым парнем, «молокососом», пакостно отомстил своей «изменщице», Глашке Куклиной, и навсегда опустошил её душу. И то, что с ним сейчас произошло, сам Игнатьич воспринимает как божью кару: «Пробил крестный час, пришла пора отчитаться за грехи…».
Авторская дидактика выражается и в соположении рассказов, входящих в цикл. Не случайно по контрасту с первой частью, которую целиком заняли браконьеры из посёлка Чуш, зверствующие на родной реке, во второй части книги на центральное место вышел Акимка, который духовно сращен с природой-матушкой. Его образ дается в параллели с «красногубым северным цветком», причем аналогия проводится через тщательную изобразительную конкретизацию: «Вместо листьев у цветка были крылышки, тоже мохнатый, точно куржаком охваченный, стебелек подпирал чашечку цветка, в чашечке мерцала тоненькая, прозрачная ледышка». (Видно, не шибко сладким было детство у этих северных цинготных Акимок, да всё равно - детство.) И рядом с Акимом появляются и другие персонажи, что, как могут, пекутся о родной земле, сострадают её бедам. А начинается вторая часть рассказом «Уха на Боганиде», где рисуется своего рода нравственная утопия. Боганида - это крохотный рыбацкий посёлок, «с десяток кособоких, до зольной плоти выветренных избушек», а вот между его обитателями: изувеченным войной приемщиком рыбы Кирягой-деревягой, бабами-резальщицами, детишками - существует какая-то особая добрая приязнь, прикрываемая грубоватым юмором или вроде бы сердитой воркотней. Апофеозом же этой утопической этологии становится ритуал - с первого бригадного улова «кормить всех ребят без разбору рыбацкой ухой». Автор обстоятельно, смакуя каждую подробность, описывает, как встречают боганидские ребятишки лодки с грузом, как помогают рыбакам, и те их не то что не прогоняют, а «даже самые лютые, нелюдимые мужики на боганидском миру проникались благодушием, милостивым настроением, возвышающим их в собственных глазах», как совершается процесс приготовления ухи. И, наконец, «венец всех дневных свершений и забот - вечерняя трапеза, святая, благостная», когда за общим артельным столом рядом с чужими отцами сидят чужие дети и согласно, дружно едят уху из общего котла. Эта картина есть зримое воплощение авторского идеала - единения людей, разумно живущих в сообществе, в ладу с природой и между с собой.
Наконец, дидактический пафос в «Царь-рыбе» выражается непосредственно - через лирические медитации Автора, выступающего в роли героя-повествователя. Так, в рассказе «Капля», который стоит в начале цикла, большая лирическая медитация начинается с такого поэтического наблюдения:
«На заостренном конце продолговатого ивового листа набухла, созрела продолговатая капля и, тяжелой силой налитая, замерзла, боясь обрушить мир своим падением. И я замерз <…> «Не падай! Не падай!» - заклинал я, просил, молил, кожей и сердцем внимая покою, скрытому в себе и в мире».
И вид этой капли, замерзшей на кончике ивового листа, вызывает целый поток переживаний Автора - мысли о хрупкости и трепетности самой жизни, тревогу за судьбы наших детей, которые рано или поздно «останутся одни, сами с собой и с этим прекраснейшим и грозным миром», и душа его «наполнила всё вокруг беспокойством, недоверием, ожиданием беды».
Именно в лирических медитациях Автора, в его взволнованных переживаниях то, что происходит здесь и сейчас, в социальной и бытовой сферах, переводится в масштабы вечности, соотносится с великими и суровыми законами бытия, окрашиваясь в экзистенциальные тона.
Однако, в принципе, дидактизм в исскустве выступает наружу, как правило, тогда, когда художественная реальность, воссозданная автором, не обладает энергией саморазвития. А это значит, что «всеобщая связь явлений» ещё не видна. На таких фазах литературного процесса оказывается востребованной форма цикла, ибо в ней удается запечатлеть мозаику жизни, а вот скрепить её в единую картину мира можно только архитектонически: посредством монтажа, при помощи весьма условных - риторических или чисто фабульных приемов (не случайно в ряде последующих изданий «Царь-рыбы» Астафьев переставлял местами рассказы, а некоторые даже исключал). Всё это свидетельствует о гипотетичности концепции произведения и об умозрительности предлагаемых автором рецептов.
Сам писатель рассказывал, с каким трудом у него «выстраивалась» «Царь-рыба»:
«Не знаю, что тому причиной, может быть, стихия материала, которого так много скопилось в душе и памяти, что я чувствовал себя буквально им задавленным и напряженно искал форму произведения, которая вместила бы в себя как можно больше содержания, то есть поглотила бы хоть часть материала и тех мук, что происходили в душе. Причем всё это делалось в процессе работы над книгой, так сказать, на ходу, и поэтому делалось с большим трудом».
В этих поисках формы, которая бы соединяла всю мозаику рассказов в единое целое, выражали себя муки мысли, пытающей мир, старающейся постигнуть справедливый закон жизни человека на земле. Не случайно на последних страницах «Царь-рыбы» Автор обращается за помощью к вековой мудрости, запечатленной в Священной книге человечества: «Всему свой час, и время всякому делу под небесами. Время родится и время умирать.<…> Время войне и время миру». Но эти уравновешивающие всё и вся афоризмы Екклезиаста тоже не утешают, и кончается «Царь-рыба» трагическим вопросом Автора: «Так что же я ищу, отчего я мучаюсь, почему, зачем? - нет мне ответа».
2. Язык и стиль произведения
Как закономерна бытовая речь в рассказах о людях или сценах охоты и рыбалки, пробуждающих и азарт и страсть, так закономерна здесь и величавость и торжественность «слова автора», в меру насыщенного старославянизмами и ультрасовременными сочетаниями. Это две лексические грани одного образа. Они свидетельствуют, что автор не чужд народных представлений об отношении к природе. Пейзаж сам по себе, независимый от героя, словно бы и не существует в повествовании, он всегда как открытое сердце человека, жадно впитывающее в себя всё, что дает ему тайга, поле, река, озеро, небо…
«На речке появился туман. Его подхватывало токами воздуха, тащило над водой, рвало о подмытые дерева, свертывало в валки, катило над короткими плесами, опятнанными кругляшками пены».
По ассоциативным связям, запрятанным в глубине нашей памяти, представляем эту речку, но лирическому герою этого мало, он жаждет передать нам и то, как речка, покрытая туманом, преобразилась в его душе: «Нет, нельзя, пожалуй, назвать туманом легкие, кисеей колышущие полосы. Это облегченное дыхание земли после парного дня, освобождение от давящей духоты, успокоение прохладой всего живого».
Жаждой проникновения в тайную работу природы, изменяющей мир, сменяется буря чувств, вызванная одной единственной каплей, готовой к падению:
«В глуби лесов угадывалось чье-то тайное дыхание, мягкие шаги. И в небе чудилось осмысленное, но тоже тайное движение облаков, а может быть, иных миров иль «ангелов крыла»?! В такой райской тишине и в ангелов поверишь, и в вечное блаженство, и в истлевание зла, и в воскресение вечной доброты».
Это так закономерно для писателя, говорящего тут о бесконечности мироздания и прочности жизни. Это было закономерно и для всей русской литературы, которая искони думала о капле, образующей океаны, и о человеке, содержащем в себе весь мир, о жизни и смерти в тесном сопряжении с вечностью природы, о человеческом в самом разумном человеке.
Критических замечаний о языке «Царь-рыбы» сделано немало, и они появляются и до сих пор. Предела совершенству, как известно, нет; и сам писатель, понимая это прекрасно, возвращается к произведению, шлифует его стиль и язык. Но многие замечания, к сожалению, чаще всего решительно игнорируют специфику астафьевского языка, идущего все-таки из народных глубин, а отнюдь не изобретенного им. Это хорошо чувствовал читатель, инженер по профессии, писавший Астафьеву: «Язык этой вещи своеобразен, смел, иногда кажется, что слишком смел. Но я убежден, что это только кажется на первый взгляд. На самом же деле эта смелость словотворчества нужна Астафьеву, без неё не было бы и его. Нужна она и нам, читателям. Ведь стоит только представить, что было бы с языком Астафьева, если исключить эту смелость обращения со словом, эту яркость - какие тогда возникли бы потери?! Нет, яркость астафьевского слова - это призвание, его манера, кстати, манера тоже традиционная, хотя и вечно новая, а для нас - это большое истинное наслаждение…».
Именно: традиционная и вечно новая, потому что все писатели от Пушкина до Твардовского припадали к народным истокам и создавали нечто свое, неповторимое по звучности и красоте. Если исключить из астафьевского текста все необычные и необщепринятые обороты речи и слова, и этот текст поблекнет, перестанет существовать.
3. Образ автора
Образ автора объединяет все главы произведения. Есть главы отданные только ему, где все от первого лица, и мы постигаем характер героя, его мировосприятие, его философию, нередко выраженную с публицистическим пафосом, что вызывало недоумения и нарекания: дескать, автор хорош, когда он изображает, и плох, когда рассуждает. В самом образе, высказываются оппоненты, должно содержаться «рассуждение» автора: так поступают верные традициям жанра писатели. Тем не менее, нельзя им не возразить: нет числа и примерам вторжения «рассуждающего» автора в объективированную и достаточно отчужденную ткань романа. В. Астафьев продолжил традицию русского романа и даже усилил присутствие автора в произведении. Усилие такого рода по-новому эмоционально окрасило содержание романа, определило его стилеобразующую основу. «Слово автора» приобрело в произведении главенствующую роль.
Прежде всего, перед нами возникает образ искреннего и открытого человека, который рассматривает современный мир сквозь призму прошедшей мировой войны. Стоит прислушаться к тому, как он оценивает повседневный, как бы частный случай - обыденный разбой, учиняемый барыгами-охотниками на реке Сым. Не одних барыг, «шыкалов» касается истребление птиц и зверья, оно проанализировано писателем как принцип человеческого взаимоотношения с природой:
«Аким запамятовал, что я на войне был, в пекле окопов насмотрелся всего и знаю, ох как знаю, что она, кровь-то, с человеком делает! Оттого и страшусь, когда люди распоясываются в стрельбе, пусть даже по зверю, по птице, и мимоходом, играючи, проливают кровь. Не ведают они, что, перестав бояться крови, не почитая её, горячую кровь, живую, сами для себя незаметно переступают ту роковую черту, за которой кончается человек и из дальних, наполненных пещерной жутью времен выставляет и глядит, не моргая, низколобое, клыкастое мурло первобытного дикаря».
«Образ автора» в произведении не замаскирован. Ораторский, экспрессивно-публицистический строй речи оправдан ясностью и определенностью отношения к жизни, глубиной обобщения частного случая. До возможного предела обнажена легко ранимая душа героя, чем и вызывается безграничное читательское доверие. «Ох как знаю» поставлено на грань «болевого порога», за которой жуть, нечто непереносимое.
Лирический герой романа - сам писатель. Без обиняков через восприятие таёжных жителей затрагиваются вопросы о «проценте правды» в писательских сочинениях. Первая же глава произведении «Бойе» открывается признанием его в любви к родному краю, к Енисею. Часы и ночи, проведенные у костра на берегу реки, названы счастливыми, потому что «в такие минуты остаешься как бы один на один с природой» и «С тайной радостью ощущаешь: можно и нужно довериться всему, что есть вокруг…».
Доверять природе, её мудрости призывает В. Астафьев. «Нам только кажется, - утверждает он, - что мы преобразовали всё, и тайгу тоже. Нет, мы лишь ранили её, повредили, истоптали, исцарапали, ожгли огнем. Но страху, смятенности своей не смогли ей придать, не привили и враждебности, как ни старались. Тайга всё так же величественна, торжественна, невозмутима. Мы внушаем себе, будто управляем природой и что пожелаем, то и сделаем с нею. Но обман этот удается до тех пор, пока не останешься с тайгой с глазу на глаз, пока не побудешь в ней и не поврачуешься ею, тогда только внемлешь её могуществу, почувствуешь её космическую пространственность и величие». Бытие планеты ещё не управляется разумом человечного человека, оно во власти стихии природных сил. И доверие в этом случае - необходимый шаг на пути оздоровления отношений человека и природы. Человечество наконец будет не вредить природе, а беречь её богатства и врачеваться ею.
И так, главное в произведении - облик и образ автора, его внутреннее состояние, позиция, проявляющаяся в почти полном слиянии с миром, о котором повествуется. Два могучих человеческих чувства составляют основу книги: любовь и боль. Боль, временами переходящую в стыд или гнев по отношению к тому, что насилует эту жизнь, искажает и уродует её.
Магией писательского таланта Виктор Петрович Астафьев ведёт читателя за собой не берега родной реки, Енисея, на её притоки, Сурниху и Опариху, в чащобы приречной тайги, к подножию гор, в Игарку и прибрежный посёлок Боганиху, к геологам и речникам, в рыбацкую бригаду и стан браконьеров…
4. Проблема взаимоотношения природы и человека. Резкое осу ж дение варварского отношения к природе на примере браконьеров
Трудной жизнью живут герои «Царь-рыбы», а природа, окружающая их, сурова, по временам жестока к ним. Вот тут-то, в этом испытании, люди и делятся на тех, для которых, несмотря ни на что, она всё равно остаётся любимой матерью, и на других - для которых она уже не мать, а что-то отчужденное, что-то такое, от чего надо побольше взять. Побольше взять - то есть быть браконьером, и не только с недозволенной рыболовной снастью, но и усвоить браконьерство как способ всей жизни.
И вот такой тип людей широко представлен в книге В. Астафьева. Игнатьич, Командор, Дамка, Грохотало - браконьеры. В каждом из них мелькает какая-то своя золотинка человеческой любви или человеческого достоинства. Но всё это подавляется безграничным хищничеством, стремлением урвать лишний кусок.
Все «видные» браконьеры вышли в основном из старинного рыбацкого поселка Чуш или оказались тесно с ним связанными. В посёлке создан рыболовецкий совхоз, предприятие вполне современное, в нем работает подавляющее большинство чушанцев. Но, несмотря на эту внешне благополучную форму его существования, Чуш, у В. Астафьева, - своеобразная база браконьерства.
Живет в посёлке «пёстрое население», «угрюмый и потаенный сброд». Внешний вид селения непригляден, он захламлён, рядом течёт речушка с «зловонной жижей», и есть ещё «гнилой прудок», куда сваливали «дохлых собак, консервные банки, тряпьё». В центре посёлка была когда-то сколочена танцплощадка, но танцы не привились, и «парк» скоро «оккупировали козы, свиньи, куры». Магазин «Кедр» - самое загадочное помещение посёлка. Его особенность - он почти никогда не торгует, так как «хозяева» магазина быстренько проворовываются, да на полках его по существу нет необходимых товаров. Выглядит магазин под стать всему, что есть «приметного» в посёлке.
«Справа, всё на том же яру, над выемкой пересохшего ручья, на вытоптанном взлобке, похожем на могильный холм, насуплено темнело мрачное, свиньями подрытое помещение с закрытыми ставнями и замкнутыми на широкую железную полосу дверьми, так избитую гвоздями, что можно принять их за мишень, изрешеченную дробью, - это магазин «Кедр».
В такой тональности изображается и поселковое население. Мужики, пьющие на бревнах у реки в ожидании парохода, молодежь, прогуливающаяся тут же в ожидании всяких нежданных происшествий. Выделяется законодательница чушанской моды одеваться, курить, пить - студентка, приехавшая на каникулы. «На груди девицы, вкусно сбитой, бросая ярких зайцев, горела золотая, не менее килограмма весом, бляха… Девицы копытила ногами, бляха подпрыгивала и билась на её груди». Заострения, преувеличения, пренебрежительная окраска слов здесь явно из сатирического арсенала. Причем автор по-прежнему не отказывается от прямой оценки происходящих событий.
«За выдающейся студенткой, - продолжает он, - словно на собачьей свадьбе, тащились, преданно на неё взирая, чушанские парни, дальше на подчительной дистанции держались местные девчонки, более пестро, но не менее ценно одетые. Все курили, смеялись чему-то, а меня не покидало ощущение неловкости от плохо отрепетированного, хотя и правдоподобно играемого спектакля».
С ещё большей непримиримостью рисуется капитан судна «добывающий» через чушанцев рыбу с помощью бутылки, и Дамка, бродяга и пустомеля, промышляющий рыбой, по-браконьерски пойманной. Картины повседневного быта рыбацкого посёлка столь неприглядны, что напрашивается вывод, который и сделал автор в прямой публицистической форме:
«Законы и всякие новые веяния чушанцами воспринимаются с древней, мужицкой хитрецой - если закон обороняет от невзгод, помогает укрепиться материально, урвать на пропой, его охотно приемлют, если же закон суров и ущемляет в чем-то жителей поселка Чуш, они прикидываются отсталыми, сирыми, мы, мол, газетов не читаем, «живем в лесу, молимся колесу». Ну, а если уж припрут к стенке и не отвертеться - начинается молчаливая, длительная осада измором, тихим сапом чушанцы добиваются своего: что надо обойти - обойдут, чего захотят добыть - добудут, кого надо выжить из поселка - выживут…».
В подчеркнуто локальной харатеристике поселка Чуш мы узнаем, некоторые черты, проявляющиеся порой в жизни. Порядки в поселке Чуш, например, порождают «джентльменов удачи» - капитанов-хапуг, браконьеров, девиц с исключительно потребительским норовом, - автор напоминает, что в этих же краях до войны было больше порядка, дамки и капитаны так не обогащались и на развращались, потому что «старательский лов» организовывался: рыбозаводы заключали договора с местными рыбаками, и рыбу у них закупали по ценам несколько выше, чем у колхозных бригад.
Дамка появился в Чуше случайно - отстал от парохода. Но «притерся Дамка к поселку… Рыбаки охотно брали его с собой - для потехи. И, притворяясь дурачком, показывая бесплатный «тиятр», он между делом освоился на самоловах, схватил суть рыбной ловли, обзавелся деревянной лодчонкой… и, к удивлению мужиков, стал довольно-таки бойко добывать рыбу и ещё бойчее её сбывать встречными и поперечным людям».
Ещё один тип чушанского браконьера, посложней Дамки. Командор умен, деятелен, знающ, потому более агрессивен и опасен. Сложность его и в том, что временами он задумывался о своей душе, дочь свою Тайку-красавицу любил до самозабвения и готов был для неё сделать все. Тоска его иногда захватывала: «Проклятая житуха! Не помнит, когда летами вовремя ложился, когда нормально жрал, в кино ходил, жену в утеху обнимал. Ноги простужены, мозжат ночами, изжога мучает, из глаз метляки летят, и пожаловаться некому».
Однако браконьерничал Командор профессионально, так как урвать побольше и всюду, где можно, - смысл его жизни. Он верный сын Чуши и живет по законам поселка издавна. Для автора Командор сильный, изворотливый хищник номер один, недостойный сострадания.
«Хищно наклонившись клювом носа встречь лесному ветерку, Командор развернул лодку, заложив такой вираж, что дюралька легла на борт… Командор жадно облизнул с губ и, нахально скаля зубы, пошел прямо на дюральку рыбинспекторов. Он пронесся так близко, что различил недоумение на лицах преследователей. «Ничего сменщик у Семена, ладно скроен и крепко, как говорится, сшит!.. Да-а, это тебе не хроменький Семен с пробитой черепушкой! С этим врукопашную придется, может, и стреляться не миновать…».
«Клюв», «хищно», «нахально скаля зубы», «стреляться не миновать» - вот главные детали образа Командора. И хотя он тоскует по иной доле, мечтает уехать в теплые края и жить спокойно, честно - пусть другого дурака гоняют и стреляют, - любит дочь и по-человечески глубоко страдает, когда её сбила машина, управляемая пьяным шофером, мы испытываем один непреодолимый ужас от целей и смысла Командоровой жизни. Ржа бездуховности съела все лучшее, что продолжало слабо теплиться в нем.
В рассказе «Рыбак Грохотало» описан самый бесчеловечный метод добычи рыбы - самоловом, когда до половины её, израненной, исколотой крючками, «уходит в муках умирать». «Уснувшая же на крючках рыбина, особенно стерлядь и осётр, непригодны в еду…». Разные проходимцы ловят снулую рыбу и продают. Автор восклицает: «Загляни, покупатель, в жабры рыбины и, коли жабры угольно-черны иль с ядовито-синим отливом - дай рыбиной по харе продавцу и скажи: «Сам ешь, сволочь!»
Грохотало - бандеровец, когда-то творил черное дело: жег красноармейцев и взят был с оружием в руках. Судился, получил десять лет строгого режима, отбыл срок и остался жить в поселке Чуш, почуяв и т.д.................

Глава «Уха на Боганиде» - начало истории главного героя произведения, Акима. Эту главу сам Астафьев определяет как центральную в книге.

О чем же она? Почему эта глава, по мнению автора, центральная?

(Эта глава о тяжелой жизни северного Человека», о том, что ему помогает не просто выжить, а остаться человеком. Но, в то же время, глава о доброте, человечности, чуткости, которые помогают преодолеть жизненные испытания. Эта глава о том, как доброта рождает доброту. Эта глава центральная, потому что она о доброте, а доброта - самое главное в человеке, из этой главы ниточки доброты должны идти в другие главы, к другим героям, доброта должна помочь героям остаться людьми.)

Давайте подумаем над смыслом слов «добро», «доброта», «человечность», «чуткость».

Насколько «Уха на Боганиде» важна для понимания книги в целом?

(Эта глава важна для понимания произведения, потому что она о том, что человек в суровых условиях (рыбаки, мать, Аким, Киряга-деревяга и другие) сохраняет тонкость чувств (чуткость), остается чело вечным, малосердным.)

Какие моменты в этой главе вам особенно запомнились?

В чем состоит особенность астафьевского видения мира?

(Это вещественность того, о чем говорит писатель. Автор утверждает неповторимость всего в мире, значительность каждой малой его частицы.)

(Цветок напоминает Акима, что он (цветок) символизирует жизнестойкость человека, народа, что силы дают (как солнце цветку) солидарность, чуткость, человечность, доброта.)

Писатель постоянно говорит об устойчивой «воспроизводящей себя силе народной жизни», о ее надежности, постоянстве, о той жизнестойкости народа, в основе которой лежат не только воля, трудолюбие, мужество, но и солидарность, чуткость, человечность. И прошедший через самые сложные испытания жизни, но согретый людской теплотой будет думать о мире, как думает о нем Аким, обращаясь памятью к прошлому: мир - «это артель, бригада, мир - это мать, которая, даже веселясь, не забывает о детях… мир и труд - вечный праздник жизни!»
Задание.

Определить лексическое значение слов «мир», «артель», «бригада», «праздник», «радость».

Помогают ли значения этих слов глубже понять смысл размышлений Акима.

Что вы думаете об этом герое Астафьева? Есть ли у него жизненные принципы?

(Главное в Акиме - стремление быть полезным людям, он всегда вместе с людьми, в основе этого единения лежит добро, которое он готов творить всегда. У него хорошая память на добро. У Акима есть свои жизненные принципы, он активно их отстаивает (отношение к браконьеру Командору, избиение Гоги, единоборство с медведем-людоедом).

Как и когда происходит раскрытие образа Акима?

(Раскрывается Аким и в отношении к природе: он не потерял способности восхищаться ее красотой, но он убивает зверей, убивает не ради убийства, а чтобы продолжить жить. И в этом нет ничего противоречивого, потому что отношение Акима к природе очень естественное, земное, трезвое. Аким - часть природы, его отношение к природе определяется не прихотью, а суровой необходимостью.)

Гога Герцев - интеллигент, прекрасно окончивший университет, умеет все, не брезгует никаким трудам, превосходно делает любое дело, за которое берется. Жизнь его заканчивается нелепо, страшно. Случаен ли такой конец героя? Нарушает ли автор логику характера?

(Гога является полной противоположностью Акима. Автор по-разному относится к обоим героям. Если Аким нравственно превосходит окружающих его людей, то к Гоге Герцеву автор относится отстраненно-иронично, враждебно, он постоянно будто отодвигает от себя этого героя: разглядывает его со стороны, рассказывает о поступках, никогда не сливаясь с ним. Дневник Гоги должен быть его внутренним голосом, но этого голоса нет: когда мы читаем дневник, Гога уже мертв, внутреннего голоса нет, потому что дневник - одни цитаты, чужие мысли. Гога индивидуалист, он никому никогда не хочет быть должен, он хочет много взять от жизни, но ничего не хочет отдавать. Внешне он значителен, а внутренне пуст и незначителен, циничен. Гога во многом интересен, но его жаль, потому что есть в нем какая-то человеческая беда: погибает его интерес к музыке, впустую проводит он геологические наблюдения, гибнут хорошие человеческие задатки. Виноват в этом он сам, и автор его в этом обвиняет. Смерть Гоги закономерна: он разрушил себя внутреннего, порвал все нравственные связи с людьми, поэтому жизнь его бессмысленна, - он погибает.)
^ V. Анализ повести «Царь-рыба».

Что говорит Астафьев о браконьерах? Почему так много внимания уделил им?

(Браконьерство - страшное зло. Автор изнутри показывает браконьера Игнатьича. В нем есть своя золотинка человеческой любви, человеческого достоинства, но все это подавляется безграничным хищничеством, превращается в стремление урвать лишний кусок. Автор пытается донести до нас мысль о том, что все-таки это люди, живущие среди нас, но возникающее сочувствие больше похоже на соболезнование.)

Работа над лексическим значением понятий «сочувствие», «соболезнование» - подбор синонимов, работа со словарями.

В чем смысл показа судьбы этого героя?

(Смысл в том, что человек, творящий зло и находящий себе оправдание, допускает существование зла везде.)

В чем состоит самая главная вина Игнатьича?

(Это - надругательство над любившей его девушкой. Получается что неважно начинается ли зло с человека, с рыбы, со зверя а оборачивается общим злом. Убийца дочери Командора - духовный двойник Игнатьича. Круги жестокости распространяются широко и беспощадно.)

(Астафьев осуждает браконьерство как зло многогранное и страшное по своей разрушаю щей силе, причем речь писатель ведет не только об уничтожении живой и неживой природы вне нас, говорит он о своеобразном самоубийстве, об уничтожении природы внутри человека, человеческой природы.)

Что вызывает откровенно неприязненное отношение автора к таким совершенно разным людям как Гога, которые не уничтожал природу и браконьеры?

(Это бездуховность. Бездуховность не в смысле отсутствия культурных интересов, а в смысле отказа признать нравственные законы, объединяющие людей и природу, отсутствие ответственности за все, что не «я».)

Работа со словарями над понятиями «душа», «дух», «духовный», «духовность».
^ VI. Анализ рассказ «Нет мне ответа»

(Свое назначение автор определяет так: «Моя профессия состоит в том, чтобы все знать о видеть». Но это не позиция стороннего наблюдателя, автор - часть мира, живого мира природы. Астафьев не только повествователь, но и публицист, не только свидетель, но и судья. Астафьев говорит о Енисее как о синенькой жилочке, трепещущей на виске земли, ему открывается высочайшая красота росистого таежного утра: Сердце мое трепыхнулось и обмерло от радости... не зная, кому в этот миг воздать благодарность, я пролепетал, а быть может, подумал: «Как хорошо, что меня не убили на войне и я дожил до этого утра» Автор чувствует себя листом, прикрепленным коротеньким стебельком к древу жизни. А древо жизни связывает прошлое о будущее и «выходит куда-то к звездам в мороздание, частью которого может осознать себя человек, погрузившись в могущество и красоту земной природы».)
^ VII. Сообщение учащегося «Особенности пейзажа в «Царь-рыбе»
VIII. Итог урока

Как решает Виктор Астафьев проблему «человек и природа»?

(Астафьев знает, что нужно стрелять дичь для голодных геологов, что людям необходимы рыба, лес, энергия воды, но пишет об этом человек, остро чувствующий пульс сегодняшней жизни, знающий ее боли и радости. Писатель остро осознает, что сегодняшний день лишь одна из веточек на стволе великого древа жизни, поэтому и думает о том, как надо жить, чтобы так же, как он и его брат, слышали мир его сын, “дети брата, дети его детей, что надо делать, чтобы не ранить, не повредить, не истоптать, исцарапать, отжечь огнем” мир, в котором живем.)

В чем смысл конца книги? Как ответить на вопросы писателя: «Отчего мучаюсь? Почему?»

(Сейчас время мучиться и искать. Или в том, что каждое время рождает свои вопросы, на которые должны ответить именно мы. И мучиться этими вопросами, и отвечать на них должны мы сегодня именно для того, чтобы сохранялась жизнь и могли следующие поколения плакать и смеяться, спрашивать и отвечать.)

Астафьев писал: «Как часто мы бросаемся высокими словами, не вдумываясь в них. Вот долдоним: дети - счастье, дети - радость, дети - свет в окошке! Но дети - это еще и мука наша! Дети - это наш суд на миру, наше зеркало, в котором совесть, ум, честность, опрятность нашу - все наголо видать».

Мир для Астафьева - это мир людей и природы, пребывающий в вечном, неразрывном и противоречивом единстве, нарушение которого грозит вырождением и гибелью. Велика его вера в торжество добра, в то что каждый из на сможет познать себя как человека.
^ Домашнее задание

Сочинение на тему «Актуальные проблемы защиты родной природе в моем регионе» или «Природа и духовное здоровье народа».

Урок 50 (111). Нравственное величие русской женщины

в повести В. Распутина «Последний срок»

^ Цели урока: дать краткий обзор творчества В. Г. Распутина, обратить внимание на проблемы, которые ставит писатель; совершенствовать навыки анализа текста.

Оборудование урока : портрет В. Распутина

Методические приемы: аналитическая беседа.
Ход урока

^ I. Слово учителя

Валентин Григорьевич Распутин (1937) - один из признанных мастеров «деревенской прозы», один из тех, кто продолжает традиции русской классической прозы прежде всего с точки зрения нравственно-философских проблем. Тема катастрофичности разрыва человека со своими корнями - в повести 1976 года «Прощание с Матерой». В повести «Пожар» (1985) Распутин выявляет причину вопиющего безразличия людей-«архаровцев», у которых в душе нет чувства привязанности к родной земле, а значит, и ответственности за то, что на ней происходит.

Проблема ответственности, проблема человечности и в повести 1970 года «Последний срок».
^ II. Аналитическая беседа

Как организовано повествование в этом произведении?

Какой образ противостоит образам бесчувственных детей Анны?

Что за человек Анна? Как она относится к жизни? Какое значение имеет этот образ?

Распутин рассказывал: «Меня всегда привлекали образы простых женщин, отличающихся самоотверженностью, добротой, способностью понимать другого». Назовите такие образы из произведений Распутина. Можно ли утверждать, что образ Анны для Распутина является воплощением нравственного идеала?

Критик И. Дедков считает, что «главный смысл повествования заключен все-таки в самой Анне, в ее расставании с миром, в этой умудренной и страдающей душе старой русской крестьянки, замершей на самом краю зияния и не ведающей перед тем зиянием страха». Согласны ли вы с тем, что главный смысл повествования заключен в образе Анны? Какие еще «смыслы» вы видите в повести? Каковы, по-вашему, литературные корни образа Анны?

Критик А. Бочаров пишет: «За что же так трогательно и любовно поэтизируется нравственная неподвижность Анны, отсутствие у нее потребности самостоятельно принимать жизненные решения?» Какие основания были у критика для такой постановки вопроса? Согласны ли вы с тем, что Анне присуща «нравственная неподвижность»? Обоснуйте свое мнение.

Критик И. Дедков считает, что в «Последнем сроке» «выразилось убеждение, что нравственный урок, содержащийся в судьбе старухи Анны, нельзя забывать, отстранять, нельзя игнорировать, как нечто уходящее, отсталое, несущественное. Такое устранение с дороги, из круга мыслей и памяти было бы, наверное, кощунственным, потому что без таких судеб народная судьба непредставима».

Какие черты Анны вам кажутся особенно привлекательными, ценными, необходимыми и в наше время?

В чем вы видите нравственный урок повести?
^ III. Заключительное слово учителя

Роль писателя, считает Распутин, в том, чтобы «не молчать в тряпочку», а ставить вопросы и пытаться привлечь к ним внимание народа: «Что с нами, дорогие односельчане? Куда мы правим? Куда мы этаким образом придем?! На то он и совесть народная».
^ Домашнее задание

Подготовиться к сочинению.

Вариант урока 50 (111). Актуальные и вечные проблемы

в повести В. Распутина «Прощание с Матерой»

^ Цели урока: дать краткий обзор творчества В. Г. Распутина, обратить внимание на разнообразие проблем, которые ставит писатель; формировать неравнодушное отношение к проблемам своей страны, чувство ответственности за ее судьбу.

Оборудование урока: портрет В. Распутина

Методические приемы: лекция учителя; аналитическая беседа.
Ход урока

^ I. Слово учителя

Валентин Григорьевич Распутин (1937) - один из признанных мастеров «деревенской прозы» один из тех, кто продолжает традиции русской классической прозы прежде всего с точки зрения нравственно-философских проблем. Распутин исследует конфликт между мудрым мироустройством, мудрым отношением к миру и не мудрым, суетливым, бездумным существованием. В его повестях «Деньги для Марии» (1967), «Последний срок» (1970), «Живи и помни» (1975), «Прощание с Матерой» (1976), «Пожар» (1985) слышится тревога за судьбу родины. Пути решения проблем писатель ищет в лучших чертах русского национального характера, в патриархальности. Поэтизируя прошлое, писатель остро ставит проблемы современности, утверждая вечные ценности, призывает к их сохранению. В его произведениях боль за свою страну, за то, что с ней происходит.

В повести «Прощание с Матерой» Распутин идет от автобиографического факта: село Усть-Уда Иркутской области, где он родился, впоследствии попало в зону затопления и исчезло. В повести писатель отразил общие тенденции, опасные прежде всего с точки зрения нравственного здоровья нации.
^ II. Аналитическая беседа

Какие проблемы ставит Распутин в повести «Прощание с Матерой»?

(Это проблемы и вечные, и современные. Сейчас особенно актуальны проблемы экологии. Это касается не только нашей страны. Все человечество волнует вопрос: каковы будто последствия научно-технического прогресса, цивилизации в целом? Не приведет ли прогресс к физической гибели планеты, к исчезновению жизни? Глобальные проблемы, поднятые писателями (не только В. Распутиным), исследуются учеными, принимаются во внимание практиками. Сейчас уже всем ясно, что главная задача человечества - сохранить жизнь на земле. Проблемы защиты природы, охраны окружающей среды неразрывно связаны с проблемами «экологии души». Важно, кем себя чувствует каждый из нас: временщиком, желающим у от жизни кусок пожирнее, или человеком, осознающим себя звеном в бесконечной цепи поколений, не имеющим права порвать эту цепь, чувствующим благодарность за сделанное прошлыми поколениями и ответственность за будущее. Поэтому так важны проблемы отношения поколений, проблемы сохранения традиций, поиск смысла человеческого существования. В повести Распутина ставятся и проблемы противоречий между городским и деревенским укладами, проблемы отношения народа и власти. Писатель изначально ставит на первый план проблемы духовные, неизбежно влекущие за собой проблемы материальные.)

В чем смысл конфликта повести Распутина?

(Конфликт в повести «Прощание с Матерой» относится к категории вечных: это конфликт старого и нового. Законы жизни таковы, что новое неизбежно побеждает. Другой вопрос: каким образом и какой ценой? Отметая и разрушая старое, ценой нравственной деградации или беря то лучшее, что есть в старом, преобразуя его?

«Новое в повести поставило цель пополам переломить старое вековые устои жизни. Начало этого перелома было положено еще в годы революции. Революция дала права людям, которые за устремленностью к новой жизни не хотели и не могли оценить то, что было создано до них. Наследники» революции, прежде всего, разрушают, творят несправедливость, выказывают свою недальновидность и недалекость. По специальному постановлению у людей отнимают дома, построенные их предками, добро, нажитое трудом, отнимают саму возможность работать на земле. Здесь извечный русский вопрос о земле решается просто. Он состоит не в том, кому должна принадлежать земля, а в том, что эта земля попросту выводится из хозяйственного оборота, уничтожается. Таким образом конфликт приобретает социально-исторический смысл.)

Как развивается конфликт в повести? Какие образы противопоставлены?

(Главная героиня повести - старая Дарья Пинигина, патриарх деревни, обладающая «строгим и справедливым» характером. К ней тянутся «слабые и страдательные», она олицетворяет народную правду, она носитель народных традиций, памяти предков. Ее дом является последним оплотом «обжитого» мира в противоположность «недуми, нежити», которые несут с собой мужики со стороны. Мужики присланы, чтобы сжечь дома, из которых уже выселены люди, уничтожить деревья, порешить кладбище. Им, чужим людям, не жаль то, что дорого для Дарьи. Эти люди - лишь тупое орудие, без жалости рубящее по живому. Таков же председатель бывшего «сельсовета, а теперь поссовета в новом поселке» Воронцов. Он представитель власти, а значит, несет ответственность за происходящее. Однако ответственность перекладывается на вышестоящие органы, которые действуют в масштабах всей страны. Благая цель - промышленное развитие края, строительство электростанции - достигается ценой, которую платить безнравственно. Уничтожение деревни лицемерно прикрывается словами о благе народа.)

В чем драматизм конфликта?

(Драматизм конфликта в том, что Дарье, ее любовному, бережному отношению к Матере, противопоставлены и ее собственные сын и внук - Павел и Андрей. Они перебираются в город, отходят от крестьянского образа жизни, косвенно участвуют в разрушении родной деревни: Андрей собирается работать на электростанции.)

В чем видит Дарья причины происходящего?

(Причины происходящего, по мнению Дарьи, с болью наблюдающей за уничтожением Матеры, заключаются в душе человека: человек «запутался, вконец заигрался», мнит себя царем природы, думает, что перестал быть «маленьким», «христовеньким», слишком возомнил о себе. Рассуждения Дарьи лишь с виду наивны. Они выражены простыми словами, но, по сути, очень глубоки. Она считает, что Бог молчит, «устав спрашивать с людей», и на земле воцарилась нечистая сила». Люди, размышляет Дарья, потеряли совесть, а ведь главный завет прадедов - «совесть иметь и от совести не терпеть».)

Как воплощается в образе Дарьи нравственный идеал человека?

(Дарья - воплощение совести, народной нравственности, ее хранительница. Для Дарьи несомненна ценность прошлого: она отказывается от переезда из родной деревни, по крайней мере, до тех пор, «покуль могилки» не перенесут. Она хочет забрать «могилки... изродные» на новое место, хочет спасти от кощунственного уничтожения не только могилы, но и саму совесть. Для нее память предков является святой. Мудрым афоризмом звучат ее слова: «Правда в памяти. У кого нет памяти, у того нет жизни».)

Как показана нравственная красота Дарьи?

(Распутин показывает нравственную красоту Дарьи через отношение к ней людей. К ней идут за советом, к ней тянутся за пониманием, теплом. Это образ праведницы, без которой «не стоит село» (вспомним героиню Солженицына из рассказа «Матренин двор»).)

Через что раскрывается образ Дарьи?

(Раскрывается глубина образа Дарьи и в общении с природой. В основе миропонимания героини лежит свойственный русскому человеку пантеизм, осознание неразрывной, органичной связи человека и природы.)

Какова роль речи Дарьи?

(Речевая характеристика героини занимает большое место в повести. Это и размышления Дарьи, и ее монологи, и диалоги, которые постепенно складываются в простую, но стройную систему взглядов народа на жизнь, представлений о жизни и месте человека в ней.)

Читаем и комментируем ключевые сцены, раскрывающие образ Дарьи: сцена на кладбище, спор с Андреем (глава 14), сцена прощания с избой, с Домом.
^ Слово учителя.

«Меня всегда привлекали образы простых женщин, отличающихся самоотверженностью, добротой, способностью понимать другого» - так писал о своих героинях Распутин. Сила характеров любимых героев писателя - в мудрости, в народном миропонимании, народной нравственности. Такие люди задают тон, накал духовной жизни народа.

Как проявляется философский план конфликта в повести?

(Частный конфликт - уничтожение деревни и попытка отстоять, спасти родное, возвышается до философского - противостояние жизни и смерти, добра и зла. Это придает особую напряженность действию. Жизнь отчаянно сопротивляется попыткам убить ее: поля и луга приносят обильный урожай, они полны живых звуков - смеха, песен, стрекота косилок. Запахи, звуки, краски становятся ярче, отражают внутренний подъем героев. Давно уехавшие из родной деревни люди снова ощущают себя дома, в тутошней жизни».)

(Распутин использует один из традиционных символов жизни - дерево. Старая лиственница - «царский листвень» - является символом мощи природы. Ни огонь, ни топор, ни современное орудие - бензопила - не могут справиться с ним.

В повести много традиционных символов. Однако иногда они приобретают новое звучание. Образ весны знаменует не начало расцвета, не пробуждение («опять запылала по земле и деревьям зелень, пролились первые дожди, прилетели стрижи и ласточки»), а последнюю вспышку жизни, конец «нескончаемого ряда дней Матеры - ведь совсем скоро Ангара по воле строителей электростанции затопит землю водой.

Символичен образ Дома. Он изображен одухотворенным, живым, чувствующим. Перед неизбежным пожаром Дарья убирает Дом, как убирают покойника перед похоронами: белит, моет, вешает чистые занавески, топит печь, убирает углы ветками пихты, молится всю ночь, «виновато смиренно прощаясь с избой». С этим образом связан и образ Хозяина - духа, домового Матеры. Накануне затопления слышится его прощальный голос. Трагическим завершением повествования является ощущение конца света: герои оставшиеся последними на острове, чувствуют себя «неживыми», брошенными в разверстой пустоте». Ощущение потусторонности усиливает образ тумана, в котором скрывается остров: Кругом были только вода и туман и ничего, кроме воды и тумана».

Главный же символ является читателю уже в заглавии. «Матера» - это и название деревни, и острова, на котором она стоит (этот образ ассоциируется и со Всемирным потопом, и с Атлантидой), и образ матери-земли, а метафорическое название России, родной страны, где «от края до края... хватало... и раздолья, и богатства, и красоты, и дикости, и всякой твари по паре».)

Эта статья рассматривает одну из ключевых новелл цикла «Царь-рыба». Астафьев, большая часть произведений которого посвящена военной тематике, здесь выступает в несвойственном ему амплуа писателя-деревенщика. Несмотря на показал себя настоящим знатоком сельской действительности, человеческих душ и сложности взаимоотношений.

О книге

Сборник новелл «Царь-рыба» Астафьева был опубликован в 1976 году. Главной темой всех рассказов, включенных в него, стало описание связей человека и природы в нравственно-философском аспекте. То есть отношение героев к природе выступает средством выявления личностных пороков и достоинств человека.

В сборник входит двенадцать рассказов, один из которых имеет то же название, что и весь цикл, - «Царь-рыба». Именно это произведение является ключевым для понимания авторского замысла. В нем же сосредоточены все темы и мотивы, встречающиеся в других новеллах сборника.

Содержание начинается с описания главного героя - Игнатьича. Он слывет среди односельчан как бескорыстный человек, никогда не отказывающий в помощи, умный и находчивый, а также как непревзойденный мастер рыбной ловли. Игнатьич - самый зажиточный деревенский житель, в его хозяйстве все разумно и налажено. Он готов прийти на помощь к любому и не просит за это ничего, но нет в его поступках искренности. Вот и с родным братом отношения у главного героя совершенно не ладятся.

Лучший рыбак

Игнатьич - лучший рыбак в деревне, нет ему равных в этом ремесле. Он обладает небывалым рыбацким чутьем, опытом, который передался ему от предков, и знаниями, полученными за долгие годы практики.

Виктор Астафьев («Царь-рыба» поднимает сложный вопрос взаимоотношений индивидуума с природой и обществом) совершенно не пытается идеализировать своего героя. Автор открыто говорит о том, что свои навыки и опыт Игнатьич часто использовал во вред односельчанам и природе, потому что промышлял браконьерством. Он прекрасно осознает, какое зло причиняет природе, уничтожая рыбу в неограниченных количествах. Герой знает о каре, которая может его постичь, если он будет пойман рыбнадзором. Толкают его на такое опасное преступление непомерная жадность и жажда наживы. Все то немалое добро, что уже имеет Игнатьич, кажется ему недостаточным.

Царь-рыба

Рассказ Астафьева «Царь-рыба» имеет ярко выраженную морально-нравственную направленность, поэтому роковая встреча с природой, воплощенной в царь-рыбе, была для Игнатьича неизбежной.

Увидев огромного осетра, главный герой изумился невообразимым его размерам. Удивительно, что такая огромная рыбина смогла вырасти, питаясь «вьюнцами» и «козявками». Однако не только эти чувства посетили Игнатьича, что-то зловещее почудилось ему в облике царь-рыбы. Не сможет он в одиночку одолеть такое чудовище.

Но мысли о том, чтобы позвать брата и механика на подмогу, немедленно вытеснила жадность: придется же делить осетра с помощниками. В этот момент герою даже стало стыдно перед самим собой за собственные чувства. Но недолго длился стыд. Игнатьич решил принять его за азарт, заглушая голос разума. К тому же в нем проснулась рыбацкая гордость: такая рыба попадается только раз в жизни, и то не всякому, нельзя упустить шанс показать свою удаль.

Борьба

Игнатьич решает, что сегодня его добычей станет царь-рыба. Астафьев начинает описание суровой борьбы человека с природой. Его герой отважно бросается на осетра, пытается его оглушить обухом топора. Но сам падает в воду, где вместе со своей добычей оказывается опутан сетями, а рыболовные крючки впиваются в его тело.

И только после этого осознал Игнатьич, что не сможет одолеть в одиночку такую рыбу. Теперь у рыбака и его улова впереди одна участь - смерть. Пытаясь спастись, герой безуспешно стремится вырваться из пут, молит рыбу отпустить его. Венцом отчаяния становится преодоление собственной гордыни - Игнатьич зовет брата на помощь. Но в ответ слышится лишь эхо.

Главный герой понимает, что гибнет. То, что рыба все плотнее, как женщина, прижимается к нему, приводит Игнатьича в ужас. Одновременно с этим герой начинает вспоминать свое прошлое. Но мало светлых мыслей приходит ему на ум. Он думает о том, сколько бед принес своим браконьерством. Игнатьич вспоминает незаслуженно обиженную девушку, которую когда-то любил и хотел на ней жениться. Он осознает, насколько дурно прожил свою жизнь и сколько ошибок совершил.

Герой понимает, что встреча с царь-рыбой стала для него расплатой за совершенные грехи и злодеяния. Особенно тяготит его то, как он поступил со своей невестой Глашей, безосновательно приревновав ее. И ничего из совершенного Игнатьичем не имеет оправдания.

Развязка

Продолжает описывать раскаяние Игнатьича Астафьев. Царь-рыба, герои из числа деревенских жителей и брат становятся здесь причинами для осознания главным героем своих дурных поступков.

В миг отчаяния Игнатьич взывает к Богу и умоляет отпустить «эту тварь» на свободу, признавая, что «не по руке» ему поймать царь-рыбу. Просит прощения у Глаши, каясь в том, что когда-то ее обидел. После этих слов рыба освобождается от пут и уплывает.

Игнатьич ощущает легкость: телесную - оттого, что избавился от рыбы, тянувшей его на дно, душевную - оттого, что прощены его грехи. Теперь у героя появился шанс начать жизнь заново, не совершая прошлых ошибок и не беря греха на душу.

Таков путь духовного перерождения человека, каким решил показать его Астафьев.

«Царь рыба»: анализ

Основная тема рассказа, как отмечалось выше, - взаимоотношение человека с природой. Но этим писатель не ограничивается, одновременно он поднимает и другую проблему - отношения человека с обществом.

Отношение Игнатьича к своим односельчанам и близким людям сходно с отношением героя к природе. Высокомерие, пренебрежение, снисхождение и осознание собственного могущества - вот те чувства, которые главный герой испытывает при контакте с окружающим миром.

По замыслу Астафьева, человек должен жить в гармонии с природой, быть ее частью, иначе борьба со стихией приведет его к смерти. Именно эта мысль стала сюжетообразующей в произведении.

Писатель до мельчайших подробностей прописывает символический образ Игнатьича, воплощающий того самого царя природы, который привык считать себя властителем мира. И чтобы показать всю иллюзорность власти этого псевдовластителя, Астафьев изображает его встречу с царь-рыбой. Однако примечательно то, что от этого столкновения должен погибнуть не только сам герой, но и его соперница. Судьбы Игнатьича и царь-рыбы оказываются тесно сплетены. И единственным способом выжить для обоих становится освобождение главного героя от того груза ошибок и грехов, что лежит на его душе. Именно те нравственные низости, что совершил за свою жизнь Игнатьич, становятся причиной возможной смерти его самого и царь-рыбы.

Этим рассказом Астафьев наглядно иллюстрирует идею о том, что природа - священный храм, в котором человек не хозяин, а смотритель и помощник. Только в этом случае у человека есть возможность существовать в гармонии с собой, социумом и окружающим миром в целом. В противном случае все его поступки приведут к гибели.

Образ Игнатьича

Наибольшее внимание в произведении уделил именно образу Игнатьича Астафьев («Царь-рыба»). Главные герои рассказа группируются вокруг центрального персонажа, помогая раскрыть черты его характера. Так, из взаимоотношений с односельчанами и братом мы узнаем о тщеславии Игнатьича. А когда автор рассказывает о мотивах, побуждающих героя самому бороться с царь-рыбой, открывается еще одна нелицеприятная черта его характера - жадность.

Как говорилось выше, образ Игнатьича олицетворяет царя природы, привыкшего чувствовать себя хозяином мира. Однако нельзя рассматривать этого персонажа только как отрицательного. У героя и есть и положительные черты. Он хороший хозяин, способный с умом распорядиться своим достатком. К тому же Игнатьич всегда придет на помощь нуждающемуся, какие бы мотивы его к этому ни подвигали. Ну и, наконец, чтобы стать отличным рыбаком, необходимо приложить много усилий, не лениться и стремиться к своей цели.

Таким образом, Игнатьич выступает как очень неоднозначный персонаж, наделенный как положительными, так и отрицательными чертами. И главная ошибка этого человека в том, что он не привык считаться с окружающими и ценить их. Осознав же свои прегрешения, Игнатьич получает право начать жизнь заново.

Другие персонажи

Остальные образы в рассказе «Царь-рыба» Астафьева предназначены лишь для того, чтобы оттенить образ главного героя. Примечательной можно назвать только саму царь-рыбу, выступившую в роли первородной силы. Не зря автор сравнивает ее с «доисторическим ящером».

Русская натурфилософская проза второй половины ХХ века: учебное пособие Смирнова Альфия Исламовна

1. Сюжет – композиция – жанр, творческая история («Царь-рыба» В.П. Астафьева)

Жанр «Царь-рыбы» В. Астафьева, определенный самим автором как «повествование в рассказах», интерпретировался в критике по-разному: как «скрытый роман» (В. Курбатов), разновидность романа, отличающаяся формой повествования (JL Якименко), роман (Н. Яновский), повесть (Н. Молчанова, Р. Комина, Т. Вахитова), «такое жанровое образование, которое ближе всего к циклу» (Н. Лейдерман). О том, как осуществлялся поиск «формы» произведения, Астафьев писал: «Друзья подбивали меня назвать “Царь-рыбу” романом. Отдельные куски, напечатанные в периодике, были обозначены как главы из романа. Боюсь я этого слова “роман”, ко многому обязывает. Но главное, если бы я писал роман, я бы писал по-другому. Возможно, композиционно книга была бы стройнее, но мне пришлось бы отказаться от самого дорогого, от того, что принято называть публицистичностью, от свободных отступлений, которые в такой форме повествования вроде бы и не выглядят отступлениями» (Астафьев 1976: 57).

Чтобы выявить жанровую сущность «Царь-рыбы», необходимо понять композиционную логику произведения, выявить ее связь с построением сюжета. Единство произведения основывается на системе сквозных мотивов, пронизывающих повествование. Первая часть «Царь-рыбы» контрастирует со второй (принцип антитезы находит у автора широкое и многообразное использование), в основу каждой из них положен свой принцип построения. Главы первой части тесно взаимосвязаны друг с другой сквозными образами (включая и образ героя-повествователя), единым местом действия , чередованием лирического и публицистического начал. Некоторые из глав «скреплены» фабульными связками (конец одной главы и начало другой), а такие как «Дамка», «У золотой карги», «Рыбак Грохотало», «Царь-рыба», сходством сюжетной «схемы» – для них характерен устойчивый тип построения сюжета, связанный с сугубо «браконьерской» ситуацией, – столкновение с рыбнадзором (или ожидание и боязнь этой встречи). В каждом отдельном случае события при сходных обстоятельствах и ситуации (браконьерский лов рыбы) развиваются по-разному. Во второй части книги главы скреплены в единое повествование образом Акима. Фрагментарность построения позволяет не последовательно излагать историю жизни Акима, а лишь высвечивать под определенным углом зрения отдельные моменты ее: детство и юность («Уха на Боганиде»), работа в геологоразведочном отряде, схватка с медведем («Поминки»), путешествие к белым горам («Сон о белых горах»).

Однако обе части произведения, контрастируя друг с другом, не изолированы одна от другой и в совокупности составляют единое целое. Фабульно главы «Царь-рыбы» соединены преимущественно хронологией жизни героя-повествователя (первая часть книги, главы «Туруханская лилия» и «Нет мне ответа» из второй части) или же Акима (вторая часть книги). Каждая из глав раскрывает особый тип взаимоотношений человека и природы. В первой – «Бойе» – рисуется тяжкое испытание, выпавшее на долю Коли и его напарников, отправившихся на Таймыр промышлять песца, но оказавшихся без общего дела. Их поход чуть не окончился трагически. В этой главе зарождаются мотивы расплаты и спасения. В главе «Капля» представлен совсем иной тип взаимоотношений и иной способ повествования. Общение с природой, ощущение своей слитности с нею дает возможность герою-повествователю почувствовать себя счастливым. Эта глава контрастирует с первой («Бойе»), Следом за «Каплей» автор поместил главу «Не хватает сердца», которая из-за цензуры не была включена ранее в повествование в рассказах «Царь-рыба» и впервые была опубликована в 1990 году как самостоятельный рассказ (Наш современник. 1990. № 8). В главе «Не хватает сердца», как и в «Капле», открыто звучит голос героя-повествователя, но по тональности эта глава антитетична «Капле»: вместо лирического тона – трагический. И начало ее свидетельствует о противопоставлении «светлого» «темному»: «После всех этих занятных историй, после светлого праздника , подаренного нам светлой речкой Опарихой, в самый раз вспомнить одну давнюю историю, для чего я чуть-чуть подзадержусь и вспомню былое, чтобы понятнее и виднее было, где мы жили и чего знавали, и почему так преуспели в движении к тому, о чем я уже рассказал и о чем еще рассказать предстоит» (Астафьев 2004: 92). Символично название главы «Не хватает сердца», так как в ней речь идет о беглых заключенных и о об одной встрече, произошедшей в конце тридцатых годов в тайге. Трагизм истории Хромого в том, что после всех испытаний, выпавших на его долю, ад покажется раем. Эта глава, как и «Сон о белых горах», представляет собой «текст в тексте», с одной стороны, внося новые акценты в осмысление главной темы и усиливая общую тональность повествования в рассказах, с другой стороны, ее включение в произведение является дополнительным «подтверждением» его композиционной логики и принципов организации художественного целого.

Следующие главы после «Не хватает сердца» – «Дамка», «У золотой карги», «Рыбак Грохотало» – посвящены изображению браконьерского лова рыбы. Они расположены по степени нарастания основного конфликта произведения, который достигнет кульминации в главе «Царь-рыба». Если Дамка – «бросовый» человечишко и, как другие чушанцы, браконьерствует, то Командор уже способен совершить убийство ради наживы, хотя некоторые проблески человеческого в нем сохранились. Грохотало являет собой крайнюю степень деградации человека.

В этих трех главах мотив расплаты , наметившийся в первой, уходит в подтекст. История пребывания Коли с напарниками на Таймыре (глава «Бойе») заключает в себе поучительный смысл и одну из важных для всего произведения мыслей: человеку не дано вступать с природой в противоборство на равных, она наказывает за это. Коля с напарниками легкомысленно переоценили свои силы и поплатились за это. Оказавшись без совместной работы (промысел), замкнутые в пространстве избушки, среди чуждой стихии, они почти теряют рассудок, будучи не в силах изменить свою участь, нарушить тягучее безмолвие вокруг, прервать бесконечно тянущееся, почти остановившееся для них время, воспротивиться медленному затуханию их жизни, близки к совершению убийства, но спасаются заботой о «ближнем» – заболевшем Коле. Через пробуждение в человеке человеческого к нему приходит спасение. Так реализуется в главе мотив спасения.

Дамка, Грохотало и Командор – каждый по-своему расплачиваются за избранный образ жизни: один утрачивает собственное имя и приобретает взамен собачью кличку, другой вынужден жить вдали от родины и родных и всю жизнь тосковать о них, будучи лишенным возможности вернуться туда; третий, Командор, теряет по вине «сухопутного браконьера» свою любимую дочь Тайку, единственное создание, на которое «откликалась» лучшим в ней ожесточившаяся душа Командора. В центральной для всей книги главе «Царь-рыба» мотивы расплаты и спасения получают дальнейшее развитие и открыто реализуются в судьбе Игнатьича, насыщаясь философским смыслом благодаря притче, положенной в основу главы.

В заключительной главе рассказывается о разных видах браконьерства. Место главы «Летит черное перо» в качестве финальной в первой части вполне закономерно. Не случайно в отдельном издании автор поменял ее местоположение. В журнальном варианте она шла после главы «Поминки» перед «Туруханской лилией» (по очерковому характеру главы «Летит черное перо» и «Туруханская лилия» близки друг другу). В главе «Летит черное перо» подводится своего рода итог теме браконьерства и звучит предостережение, выраженное, в отличие от главы «Царь-рыба», в форме прямого авторского обращения: «…Страшусь, когда люди распоясываются в стрельбе, пусть даже по зверю, по птице, и мимоходом, играючи, проливают кровь. Не ведают они, что сами для себя незаметно переступают ту роковую черту, за которой кончается человек…».

Вторая часть, которая открывается главой «Уха на Боганиде», рисует совершенно иной тип взаимоотношений человека и природы, олицетворенный в образе матери Акима. Здесь получает углубление натурфилософская концепция В. Астафьева. Мысль о единстве человека и природы, представленная в главе «Капля» открыто в лирико-публицистических, философских сегментах текста, в главе «Уха на Боганиде» переплавлена в художественный образ, воплотивший в себе этическое кредо писателя. Связи с природой диктуют и определяют характер взаимоотношения среди людей - это одна из основных мыслей как главы «Уха на Боганиде», так и всего произведения.

Место главы «Уха на Боганиде» в качестве открывающей вторую часть произведения не случайно. В ней запечатлен особый мир братства, основу которого составляет коллективный, промысловый, артельный труд. В главе «Уха на Боганиде» нашел воплощение эстетический идеал автора. Именно поэтому В. Астафьев в книге «Посох памяти», говоря об истории создания произведения, назвал ее «главой о доброте» и подчеркнул, что эта глава является смысловым центром книги (Астафьев 1980: 197). Чуш и Боганида - два центральных, противоположных по своей этической сущности, полюса , два образа-символа , с которыми связан принцип антитезы, присущий в целом художественному мышлению писателя и выполняющий в произведении структурообразующую функцию.

Важное место в натурфилософской концепции «Царь-рыбы» занимает образ матери Акима. Она не называется по имени, ее назначение – материнство. Мать – дитя природы и связи с нею у нее прочны и нерасторжимы. Не случайно причиной смерти матери становится выпитое ею «изгонное зелье», убивающее зародившуюся в ней новую жизнь и ее самое. Нарушается ритм жизни, определенный природой. Эта дисгармония, внесенная в закономерный ход природных процессов, ведет к смерти матери.

Вторая глава второй части – «Поминки» – изображает новый этап биографии Акима: работа в геологоразведочном отряде, схватка с медведем, которая в контексте произведения наполняется особым смыслом. Аким выдержал те испытания, которые выпали на долю Коли («Бойе») и Игнатьича («Царь-рыба»), Сцена схватки Акима с медведем, убившим Петруню, противостоит картине поединка человека с царь-рыбой. Антитеза в изображении столкновения человека с силами природы находит и композиционное решение: в расположении глав «Царь-рыба» и «Поминки» используется «зеркальный» принцип – они расположены симметрично по отношению друг к другу Глава «Царь-рыба» занимает второе место от конца первой части, глава «Поминки» – следует второй от начала второй части. Реализации антитезы способствует и культовое – в контексте мифа – происхождение образов царь-рыбы и медведя – «хозяина тайги». Это противники «исключительные», достойные друг друга.

Следующая глава – «Туруханская лилия» – занимает центральное место во второй части книги, выделяясь в ней тем, что в главе, как и в первой части, основным действующим лицом является герой-повествователь, Аким отходит на второй план, преобладает в ней публицистическое начало. Название главы символично в контексте раскрытия темы природы. Туруханская лилия, саранка, воплощает в себе органичность и естественность, присущую лишь явлениям природы. Глава «Туруханская лилия» тематически, по сюжетостроению и стилю близка главе «Капля» (первая часть). И расположены они симметрично друг другу. Если рассматривать заключительную главу «Нет мне ответа» как своеобразный эпилог ко всему произведению, то вторая глава «Капля» и одиннадцатая «Туруханская лилия» составляют своеобразную композиционную раму внутри книги. Поэтому «Сон о белых горах» (законченное произведение внутри повествования) автор «выносит» за пределы этой рамы.

Основные мотивы произведения в предпоследней главе получают свое логическое завершение. Глава «Сон о белых горах» носит итоговый характер. Она «перекликается» с первой главой «Бойе»: сходство ситуаций (изолированность от человеческого мира в природной стихии), идентичность воплощения хронотопа, завершения мотивов расплаты, спасения , получивших начало в главе «Бойе». Аким и Эля, подобно другим героям произведения, «испытываются» теми силами природы, над которыми не властен человек. Кульминацией в построении сюжета главы является изображение их попытки выбраться из снежного плена. Их путь к спасению, ставший дорогой к людям, заканчивается благополучно. Так воплощается в главе мотив спасения.

Получает завершение в главе «Сон о белых горах» и мотив расплаты , раскрывающийся на судьбе Гоги Герцева. Думается, вполне правомерно говорить об этой главе как о «произведении в произведении», поскольку многие художественные реалии, представленные в главах-рассказах фрагментарно, нашли более полное «истолкование» в ней.

В критике уже писалось о «сознательной» внутренней связи главы «Сон о белых горах» с «Героем нашего времени» М. Лермонтова (См.: Марченко 1977), реминисценции из которого содержатся в дневнике Герцева и в его характеристике в произведении. Сравнение Гоги с Печориным служит сатирическим целям, выявляя претенциозность и заемность философии Герцева. Его случайная смерть в тайге – та расплата, которая неизбежно должна была настичь Гогу. Он презирает людей. Аким для него «вонючка». Родственные связи с родителями, собственным ребенком для него не имеют значения. Несостоятелен он и в любви, относясь к женщинам (библиотекарше Людочке, Эле) потребительски.

На основании взаимосвязи глав «Бойе» и «Сон о белых горах» можно говорить о кольцевой завершенности сюжета произведения, или о следующей, второй композиционной раме, обрамляющей предыдущую. Взаимосвязаны в «Царь-рыбе» экспозиция и эпилог (глава «Нет мне ответа»), которые составляют третью композиционную раму. В экспозиции и эпилоге открыто звучит голос автора, благодаря чему повествование насыщается лирико-философским звучанием. В экспозиции речь идет о прибытии героя-повествователя в Сибирь. Ему и ранее не раз «доводилось бывать на Енисее» (после этой экспозиции начинается описание путешествия по Сибири, по Енисею и его притокам), в эпилоге же герой-повествователь покидает Сибирь и из окна самолета обозревает ее, видя те перемены, которые произошли, сравнивая ее прошлое и настоящее. В контексте эпилога важен эпиграф к главе («Никогда ничего не вернуть…

Можно в те же вернуться места, но вернуться назад невозможно»), который по смыслу перекликается с завершающими главу словами из Экклесиаста: «Всему свой час и время всякому делу под небесами…».

Наличие в произведении В. Астафьева тройной композиционной рамы свидетельствует о том, что он с успехом пользуется традиционным литературным приемом обрамления. Тройное композиционное обрамление – это важное доказательство того, что мы имеем дело не с циклом рассказов, и даже не с двумя относительно самостоятельными частями внутри повествования, где особняком стоит глава «Сон о белых горах», а с произведением, представляющим собой единое художественное целое. К достижению этой целостности стремился автор, дополнительно дорабатывая «Царь-рыбу» (поменяв местоположение отдельных глав и разделив его на две части, что отсутствовало в первой – журнальной – редакции). И даже включение в текст новой главы («Не хватает сердца») свидетельствует лишь о «подвижности» фрагментарной формы, но не о том, что, «свободно организованный», он может беспредельно «расширяться». Что же касается структуры повествования в рассказах, то включение новой главы лишь «завершило» процесс «гармонизации» текста: притчевая глава «Царь-рыба» заняла в его структуре центральное положение, став седьмой (из тринадцати).

Жанровое определение «повествование в рассказах» указывает на новеллистический тип построения произведения, но механизм соположения «рассказов» имеет важную особенность: все главы четко «закреплены» относительно друг друга, расположены таким образом, чтобы авторская натурфилософская концепция получила свое наиболее полное, полисемантическое художественное воплощение. Соединенные в одном произведении в определенной соподчиненности, эти «фрагменты» составляют единство высшего порядка. Новеллистический тип построения повествования вполне оправдывает себя. Думается, писатель нашел пусть не новую, но с большими художественными возможностями форму, которая позволила реализовать авторскую потребность в пространном, неспешном изложении «путешествия», вобравшем в себя разнородный материал. Эта же «свободная» форма позволила отсечь все второстепенное, отягощающее повествование, включить в него главы с разной жанровой доминантой (лирико-философский рассказ, публицистический очерк, притчу, повесть). Однако она же обязывала автора последовательно выдерживать логику повествования, тщательно продумывать архитектонику и композицию произведения. И в этом проявляется своеобразие жанрового мышления В. Астафьева, творчески переосмысливающего традиционную для мировой литературы форму «новеллистического» повествования. Единство и целостность «Царь-рыбы» создаются благодаря образам героя-повествователя и Акима, сквозным структурообразующим мотивам спасения и расплаты, ритмической организации композиции, кольцевой замкнутости сюжета.

Для понимания поэтики «Царь-рыбы» важна творческая история произведения, которая проясняет вопросы, связанные и со структурой текста. В процессе анализа повествования в рассказах мы касались некоторых моментов этой истории, структурных преобразований текста. Остановимся подробнее на самом процессе создания и доработки произведения уже после его первой публикации.

Н.К. Пиксанов писал: «Мы обычно довольствуемся изучением крупных произведений в их окончательной, кристаллизовавшейся форме. Между тем понимание результатов процесса без изучения самого процесса для историка заранее опорочено: только исследование всей истории явлений дает полноту его понимания» (Пиксанов 1971: 15). Исследователь рассматривает вопрос творческой истории произведения не только как один из моментов в разностороннем изучении творчества писателя, но и как особую научную проблему «большого принципиального значения» (Пиксанов 1971: 7), сетуя, что в литературной науке изучению творческой истории произведения уделяется недостаточное внимание.

В. Астафьев принадлежит к числу тех писателей, которые не удовлетворяются единожды написанным и спустя годы вновь возвращаются к своему творению, дорабатывая его. Повесть «Пастух и пастушка» подвергалась особенно тщательной правке, ее он «переписывал» пять раз. «Стоящий литератор, – по словам писателя в книге «Посох памяти», – всегда найдет, что переделать, ибо нет предела совершенству» (Астафьев 1980: 174). Вызывает интерес сравнение первой, журнальной, публикации «Царь-рыбы» («Наш современник». 1976. № 4–6) и последующих, из которых остановимся на издании произведения в первом собрании сочинений В.П. Астафьева (Астафьев В. Собр. соч.: В 4 т. Т. 4. М., 1981). При сопоставлении двух вариантов «Царь-рыбы» обращают на себя внимание те изменения, которые вызваны стремлением внести как можно больше, по выражению В. Астафьева, «писательской дисциплины» в художественную, в частности композиционную , структуру книги. В отдельном издании повествование пополнилось новой главой «Дамка» (изъятой в журнале по цензурным соображениям) и приобрело двухчастную композицию. Некоторые главы поменялись местами. Глава «Летит черное перо», располагавшаяся в журнальном варианте после главы «Поминки», переместилась, заняв место после главы «Царь-рыба», став, таким образом, заключительной главой первой части. Вот как выглядит построение произведения в журнальном и отдельном изданиях:

Журнальная публикация

(Наш современник. 1976. № 4–6)

У золотой карги

Рыбак Грохотало

Царь-рыба

Уха на Боганиде

Летит черное перо

Тур у ха не ка я лилия|

Сон о белых горах

Нет мне ответа

Отдельное издание

(Собр. соч.: В 4 т. Т. 4).

Часть I

У золотой карги

Рыбак Грохотало

Царь-рыба

Летит черное перо

Часть II

Уха на Боганиде

Тур уха не ка я лилия

Сон о белых горах

Нет мне ответа

Для целостного восприятия произведения плодотворна сама идея разделить его на две части – объединение глав-рассказов в части внутри целого подтверждает мысль о том, что мы имеем дело не со сборником рассказов, не с разрозненными повестями и новеллами, объединенными лишь общностью тематики, заглавием и образом героя-повествователя, а с завершенным художественным явлением. В основе же этого явления лежит упорядоченная соподчиненность глав, внутренняя композиционная логика. Включение в книгу новой главы «Дамка» и ее место в художественной структуре произведения, также как и частичные изменения в архитектонике мотивируются соображениями идейного и эстетического порядка.

Работа над «Царь-рыбой» не ограничилась только перестановкой глав. Она носит многоплановый характер и ведется на разных уровнях: композиционном, семантическом, стилистическом, синтаксическом, морфологическом, фонетическом. Почти каждая страница или фрагмент текста несут на себе печать авторской правки, многоцелевой по своей направленности. Рассмотрим различные аспекты творческой доработки (а зачастую – и переработки) произведения В. Астафьевым.

Совершенствование композиции «Царь-рыбы» проявляется не только в масштабах всей книги, но и на локальных отрезках текста, в пределах одной главы или даже композиционной формы (описания, повествования, диалога и т. п.). Особенно большой правке, отражающей стремление писателя усилить логику и хронологическую последовательность повествования, подверглась глава «Сон о белых горах». О характере ее доработки можно судить по крупному отрывку, который в журнальном варианте шел сплошным текстом и имел иное построение. В отдельном издании этот отрывок разделен на три части, а некоторые абзацы поменялись местами.

Хронологические координаты «фиксируют» развитие сюжета в главе. Вот начало каждого из трех разделов, выделенных писателем:

1. «В тайге залегла полная, тихая осень». Дальше идет правка первого крупного отрывка (первый раздел) (Астафьев 1981: 315).

2. «Короче и короче делался день, и чем он скорее окорачивался, тем плотнее становился для охотника» – правка второго раздела (Астафьев 1981: 317).

3. «Утрами хрустел, сверкал вокруг чарым – осенний наст» – далее следует правка третьего раздела (Астафьев 1981: 318).

Наиболее существенные изменения содержит первый раздел, посвященный подготовке Акима к уходу из зимовья. Он делает запасы на зиму, каждое действие Акима, очередность действий, исполнены особого смысла и значения. Дорабатывая текст, автор с максимальной скрупулезностью рисует, с какой тщательностью готовится Аким к походу, передает мельчайшие детали быта зимовщиков, трудности, которые им приходится преодолевать.

Астафьев не только перемещает отдельные абзацы, но и перерабатывает их. Говоря о вкусе птичьего мяса, которое ел Аким, в журнальном варианте автор замечает: «Птицы питались не одними ягодами, но и почками, ольховой шишкой, и запах гниющего, мшелого дерева даже ночью не оставлял Акима, нудило в животе, посасывало в груди, и он старался спасаться ягодами, орехами» (Астафьев 1976: 6, 32). В книжном варианте вносится уточнение: «Птица боровая с ягод перешла на почку и ольховую шишку», так как в тайге уже поздняя осень, выпал снег.

В некоторых случаях правка сопровождается включением вставок. Меняя композицию большого фрагмента текста, автор должен был сохранить внутреннюю соотнесенность абзацев из разных разделов, поскольку «строительным материалом» послужили уже написанные куски текста. Вот один из подобных примеров, взятых из первого раздела:

Журнальная публикация

«В ту пору, когда Энде

стремительно

катила вниз шугу,

на глазах запаивая

речку заберегами,

стирая ее кривую

полосу с земли, словно

росчерк с тетради

ученической резинкой.

Аким ширкап пучковой

пипой дрова и до того

доширкапся. что Эпя

однажды сказапа…»

(Астафьев 1976: 6. 33).

Отдельное издание

«В ту пору, когда Энде

стремительно

катила вниз шугу,

на глазах запаивая

речку заберегами,

стирая ее кривую

полосус земли, словно

росчерк с тетради

ученической резинкой.

Эля находилась между

жизнью и смертью, и

запасы делать было

недосуг. Но как только

она маленько поправилась,

и ее можно стало оставлять

в избушке на пару с Розкой…»

(Астафьев 1981: 316).

В журнальном варианте настоящее время изображаемых событий прерывается прошедшим временем, автор возвращается к эпизоду, который был в прошлом, на что указывают слова: «В ту пору…», и вдруг прошедшее время так же неожиданно смыкается с настоящим временем пребывания Акима и Эли в зимовье. В. Астафьеву важно сохранить последовательность в самом течении времени, не нарушая его хода при описании времяпрепровождения зимовщиков, так как изображается постепенное улучшение состояния здоровья Эли, каждодневная подготовка Акима в дорогу, изменения в природе («Короче и короче делался день», «лед на Энде ненадежен»). Таким образом, последовательность движения времени, его непрерывность при изображении жизни героев для писателя имеет особое значение. Эпизод с пилой он возвращает из прошлого в настоящее, последовательно развивающееся время героев.

Прошедшее же время возникает в повествовании (в книжной редакции) уже в связи с воспоминанием о болезни Эли. И тут автор дописывает несколько строчек: «Эля находилась между жизнью и смертью и запасы делать было недосуг, но как только она маленько поправилась». Все встает на свои места. Правка облегчает читательское восприятие произведения. Этот «бытовой» эпизод (Аким пилит дрова, вызывая раздражение у Эли звуком пилы) передает те внутренние перемены, которые происходят в Элиной душе. Писатель стремится уплотнить повествование, «стянуть» его в единый узел, в котором все бытовые и психологические детали тесно «пригнаны» друг к другу, взаимосвязаны и взаимозависимы.

Правка журнального варианта способствует более глубокому пониманию и характеров героев, и авторского отношения к ним. Это касается в первую очередь образа Эли. Уже перемещение того фрагмента текста, о котором идет речь, каким-то образом смягчает его. В журнальном варианте два эпизода, рисующие нервное раздражение Эли, были расположены рядом – один шел за другим (первый – Элю раздражает звук пилы, второй – Эля брезгливо вышибает из рук Акима кружку с отваром травы). В отдельном издании эти эпизоды отделены друг от друга, что свидетельствует о доработке психологического облика Эли и несколько смягчает авторскую оценку героини.

Совершенствуя текст, В. Астафьев стремится усилить достоверность изображаемого, что связано с самой сущностью творческого метода писателя, в котором существенную роль играет публицистический способ мироотражения. Это хорошо заметно, в частности, на той – весьма значительной! – переработке (именно композиционной), которой подвергся еще один крупный фрагмент «Сна о белых горах», посвященный дневникам Гоги Герцева, начинающийся в журнале вопросом: «Почему, зачем поманили они к себе Элю и Акима?» Композиционная перестановка внутри него мотивирована тем, что в первоначальном варианте прозрение Эли излишне ускорено, облегчено и преждевременно: Эля хочет разобраться в происшедшем, в пережитом, и тут же – буквально через несколько строк! – найден ответ, по сути дела приговор себе, который произносится «без сожаления, и даже без горя, с обезоруживающим удивлением». С целью избежать упрощения характера Эли и одновременно упрощения основного конфликта главы, добиться предельной психологической достоверности, В. Астафьев, композиционно дорабатывая фрагмент текста, воспроизводит события так, как они должны были бы происходить в самой жизни, соответственно логике поведения героев, логике развития их характеров.

В книжном варианте рассказ о дневниках Гоги Герцева начинается с того, что Эля долгими вечерами слушала их в чтении Акима: «Долгими вечерами, сидя против дверцы печурки, глядя в пылкий, от ореховой скорлупы по-особенному жаркий и скоромный огонь, сумерничая при свете лампы-горнушки, в прибранной со всех сторон стиснутой тайгой и темнотою избушке, Эля слушала дневники Герцева, пытаясь что-то понять, пусть припоздало, разобраться, что и почему произошло с нею» (Астафьев 1981: 329). Дальше характеризуются сами дневники, а затем вполне оправданно звучит вопрос: почему, зачем поманили к себе дневники Герцева? Ведь мораль свою он «всегда держал на виду». Признание же Эли в собственных ошибках тут отсутствует. Все для нее значительно сложнее. Чтобы разобраться в себе, понять (хотя бы теперь!) Гогу, с которым она так опрометчиво пустилась в неведомый путь, ставший для него последним, ей необходимо было лучше узнать владельца дневников, понять образ мыслей и ту философию, что исповедовал Герцев, выяснить его жизненные цели. После того как в дневниках предстал другой Гога по сравнению с тем, каким она его знала, признание Эли – «Что-то я напутала в жизни…» – звучит почти трагически. И произносится оно Элей уже совсем иначе. Перед нами путь ошибок, которым шла она. Благодаря встрече с Акимом, знакомству с дневниками Герцева, той ситуации (на пороге смерти), в которой она оказалась, Эля понимает ложность этого пути, оценивает его с позиций взрослого человека, осознавшего наконец ответственность за свои поступки. И это зримый результат, итог взросления Эли, ступень на пути к ее духовному прозрению.

Композиционная правка некоторых отрывков текста чаще всего диктуется потребностью писателя выявить логику повествования внутри каждого отрывка, упорядочить систему художественных «координат» в частности, времени («Сон о белых горах»), придать большую конкретность, пластичность и эмоциональную выразительность образам, драматизм и динамизм ситуациям. Добиться максимальной психологической достоверности характеров и обстоятельств.

Многие изменения в журнальном тексте «Царь-рыбы» связаны с введением в художественную ткань произведения нового материала, обогащающего содержание книги, расширяющего границы повествования. Эта тенденция смыслового «насыщения» текста реализуется в системе вставок, разных по объему и по характеру Имеются вставки небольшие, введенные с целью пояснения или уточнения. В журнальной редакции в главе «Бойе» говорится о лемминге без всяких пояснений, а в книжной редакции дается пояснение: «…Так по-научному зовется мышь-пеструшка – самый маленький и самый злой зверек на севере; всему живому в тундре пеструшка – корм…» (Астафьев 1981: 22).

А вот пример другого рода из главы «У золотой карги». Небольшая вставка внесена после слов о том, что чушанцы все законы воспринимают с хитрецой: «…если закон обороняет от невзгод, помогает укрепиться материально, урвать на пропой, его охотно приемлют», если же он в чем-то их ущемляет, они прикидываются сирыми. «Ну а если уж припрут к стенке и не отвертеться, – продолжает В. Астафьев в отдельном издании, – начинается молчаливая, длительная осада, измором, тихим сапом чушанцы добиваются своего: что надо обойти – обойдут, чего захотят добыть – добудут, кого надо выжить из поселка – выживут»… (Астафьев 1981: 89). Это важный дополнительный штрих в собирательном образе чушанца, характеризующий его социально-психологический облик.

Внесены существенные изменения в главу «Рыбак Грохотало». Воссоздавая прошлое этого браконьера, В. Астафьев стремится с максимальной достоверностью рассказать о событиях, имевших место в действительности. Введение дополнительных деталей биографии Грохотало конкретизирует его образ, объясняет, как уроженец Украины оказался на Севере и почему он в отпуск не ездил на родину, по которой тосковал (в журнальном варианте это оставалось неясным, как не совсем ясна была мера и степень вины Грохотало).

Новые детали и факты, включаемые в текст произведения, сопровождаются дополнительной его переработкой. Перерабатывается и та часть главы, где рассказывается об окончании этого злополучного для Грохотало и трагического для Командора (погибла его дочь) дня. В. Астафьев добавил емкую деталь, которая опять-таки служит конкретизации нравственного облика чушанцев. Когда Командор искал погубителя своей дочери, а Грохотало крушил домашний скарб, «на Енисее тонули какие-то байдарочники» (Астафьев 1981: 121). Это сообщение наполняет рассматриваемый отрывок новым содержанием, углубляет авторскую оценку изображаемого. В книжном варианте «Царь-рыбы» в соответствии с жанровой установкой усиливается публицистическая «струя», помогающая более четко выявить авторскую позицию. Это характерно, в частности, для главы «Летит черное перо». В журнальной редакции говорилось о том, что модницы приспособили лебединый пух на наряды», «особенно на зимние муфты». В отдельном издании автор, не ограничиваясь констатацией факта, дает ему публицистическую оценку (См.: Астафьев 1981: 165).

В отдельном издании в измененном виде по сравнению с журнальной публикацией предстал и финал главы. Автор «дописывает» его, с документальной точностью излагая факты бесхозяйственности и разгильдяйства. В год массового уничтожения птицы на сибирской реке Сым, о чем повествуется в главе, заготконтора принимала глухарей по три рубля за штуку, потом по рублю, потом вовсе перестала принимать: не было холодильника, стояло тепло и морось, перестали летать самолеты.

Птица сопрела на складе. Вонь плыла по всему поселку, «товар» списали, убытки отнесли на счет стихии, повесили кругленькую сумму на шею государству, а глухарей навозными вилами грузили в кузова машин и возили в местный пруд, на свалку» (Астафьев 1981: 172).

В главе «Летит черное перо» художественно-публицистичес-кое начало представлено наиболее ярко, поэтому «новый» финал вписывается в содержание главы и подытоживает его, так как в нем речь идет о последствиях «побоища» глухарей осенью 1971 года.

«Всю зиму и весну пировали вороны, сороки, собаки, кошки; и как вздымался ветер, сажею летало над поселком Чуш черное перо, поднятое с берегов большого пруда, летало, кружило, застя белый свет, рябя отгорелым порохом и мертвым прахом на лике очумелого солнца» (Астафьев 1981: 172). В этом финале объясняется и название главы – «Летит черное перо».

Иногда вставки разрастаются на целые страницы, на которых детализируются и конкретизируются отдельные эпизоды, человеческие судьбы (образы «рассеянного поэта» и Тихона Пупкова из главы «Сон о белых горах»), что помогает писателю воспроизвести широкий исторический фон, или дать описание нравственного облика какой-то социальной группы. В этом отношении показательна судьба Парамона Парамоновича Олсуфьева, наставника Акима, человека, проведшего всю жизнь на реке («Уха на Боганиде»). В журнальном варианте произведения говорилось о том, что пароход «Бедовый» был сдан на металлолом. Что же сталось с «самым большим начальником по путевой обстановке» на «Бедовом» – Парамоном Парамоновичем, читателю оставалось неясным. В отдельном издании автор дает биографию своего героя, уточняя исторические реалии. Олсуфьев тяжело пережил расставанье с «Бедовым» – его «хватил удар». Отлежавшись в больнице, он продал за бесценок моряцкую амуницию и отправился с женой в Казахстан на «героическую целину, чтобы начать там новую, «сухопутную», жизнь.

Для творческого процесса В. Астафьева характерно стремление придать психологическую «полнокровность» каждому, даже эпизодическому персонажу, которых в повествовании множество. Примером такого рода доработки может служить рассказ о бумажных пыжах (глава «Поминки»), понадобившийся писателю и с целью воспроизвести сам ход следствия, усилить достоверность в изложении его, раскрыть психологическую деталь облика Петруни. Изменен и финал главы «Поминки», вобравший пространную вставку, необходимую для конкретизации быта геологоразведочного отряда. Если в журнальном варианте было всего два слова о том, что после поминок по Петруне «на работу вышли в назначенный срок», то в отдельной редакции рисуется обстоятельная картина прибытия на самолете в отряд начальника партии, изобилующая колоритными бытовыми и производственными деталями.

Существенной доработке в этом же направлении подверглась и глава «Сон о белых горах». В повествование о московской жизни Эли в доме матери, редактора издательства, автор добавляет две вставки, в которых описывается жизнь творческой интеллигенции (первая вставка о поэте, который бывал в их доме, и о его «преображении», вторая – о Тихоне Пупкове). Автор несколькими штрихами воссоздает портрет эпизодических персонажей, раскрывает развитие характера. В главе «Сон о белых горах» имеется необычная вставка – стихотворение, включенное в дневник Гоги Герцева. Это небольшое поэтическое произведение о судьбе льва, еще в детстве пострадавшего от пули, выросшего и прожившего всю жизнь в неволе, но тоскующего по свободе. Оно органично вписывается в контекст не только дневника Герцева, но и всего произведения.

«Царь-рыба» – произведение философское. Пронизана философскими размышлениями глава «Капля», насыщена философским подтекстом глава «Сон о белых горах». Ее герои – Аким и Эля – оказываются в необычной для себя ситуации – они изолированы от всего окружающего мира, их пространство ограничено пределами избушки, а за избушкой начинается та стихия, которая им неподвластна, но от которой они зависимы. Для них понятия «жизнь – смерть» предстают во всей своей обнаженности. Стоит только перестать сопротивляться, перестать бороться за жизнь, как наступит смерть. Вот та реальность, с которой они сталкиваются ежедневно. В этой ситуации и возникают мысли о ценности человеческой жизни, о ее смысле, воплотившиеся во вставке, включенной в книжный вариант. Она начинается вопросом, легче ли стало людям от того, что они узнали, что нет бессмертия?

Доработке подвергся и финал произведения. По-видимому, автор воспользовался разными переводами Экклесиаста. В отдельном издании отчетливее представлена антитетичность положений Экклесиаста, что вообще присуще образной системе и композиционной структуре произведения Астафьева.

Используя систему вставок, В. Астафьев значительно раздвигает пространственно-временные рамки повествования, обогащает и насыщает его дополнительным художественным материалом социально-исторического, психологического и бытового свойства. Вставка-пояснение (уточнение), вставка-описание, вставка-характеристика, вставка-оценка позволяют автору создать широкую панораму действительности, которая в журнальном варианте выглядела более локализованной и эстетически менее многомерной.

Важное место в работе над произведением занимает тенденция к уплотнению повествования, свидетельствующая об увеличении «удельного веса» слова, его смысловой нагрузки. Проявляется она двояко: во-первых, в упрощении конструкции предложения, во-вторых, в экономии языковых средств. Совершенствуя стилистическую «оболочку» текста, В. Астафьев удаляет из произведения слова и словосочетания, не несущие в себе новой или эстетически богатой информации, упрощает синтаксическую структуру предложений, приближая язык произведения к разговорной речи, убирая, в частности, инверсии.

Тенденция к уплотнению повествования проявилась в изъятии отдельных фрагментов текста, чаще всего незначительных по объему. Пожалуй, самым большим изъятием является удаление из журнального текста прежнего финала главы «Царь-рыба». В журнальном варианте в финале главы рассказывается о спасении Игнатьича, на помощь которому пришел его родной брат Командор. В книжном варианте финал главы предстал в усеченном виде. «“Иди, рыба, иди! Поживи сколько можешь! Я про тебя никому не скажу!” – молвил ловец, и ему сделалось легче. Телу – оттого, что рыба не тянула вниз, не висела на нем сутунком, душе – от какого-то, еще не постигнутого умом, освобождения» (Астафьев 1981: 155). Избранная В. Астафьевым кризисная ситуация противостояния человека и природы (образ рыбы выступает как ее символ) помогает художественно реализовать нравственно-философский смысл притчи. Писатель настойчиво стремится придать ей обобщающий, символический характер, о чем свидетельствует и доработка главы. «Новый» финал является открытым и не дает ответа на вопрос, спасется ли Игнатьич. В таком виде он более соответствует притчевому характеру главы.

Тенденция к экономии языковых средств выражается в том, что писатель устраняет обороты, словосочетания, слова, несущие «избыточную» информацию. Из двух синонимических слов в некоторых случаях автор оставляет одно. Сложные глагольные формы заменяет простыми, удаляет лишние слова, называющие действия героев, в тех случаях, когда из контекста ясно, что герой будет это делать. Вычеркивает В. Астафьев и слова, которые «затормаживают» высказывание, приближая язык произведения к разговорному, придавая тексту динамизм и экспрессию. В книжном варианте автор стремится не использовать вставные конструкции, меняет конструкцию предложения с причастным оборотом, ставя его после определяемого слова.

Примеров такого рода можно привести множество. В языковом строе всего произведения проявляется ориентация на живую разговорную речь. Не случайно критика сразу же обратила внимание на эту особенность астафьевского повествования. «…Все это – из устного сказа», – заметил Глеб Горышин (Литературное обозрение 1976: 10, 52).

В книжном варианте учтены критические замечания о злоупотреблении автора вульгаризмами и диалектизмами. Некоторые диалектизмы расшифровываются, объясняются охотничьи и рыбацкие термины, арготизмы и вульгаризмы заменяются понятными просторечными словами. Уточняется фонетическая фактура речи Акима и других персонажей.

Процесс работы писателя над «Царь-рыбой» гораздо многоаспектнее и неизмеримо богаче, чем те суммированные наблюдения, что представлены здесь. Но и приведенные факты позволяют судить о той неодолимой жажде совершенства, высокой требовательности к себе и безмерной ответственности писателя перед своим читателем, которые служат питательной почвой творчеств В. Астафьева.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

СЮЖЕТ СЮЖЕТ - способ организации классически понятого произведения, моделируемая в котором событийность выстраивается линейно, т.е. разворачивается из прошлого через настоящее в будущее (при возможных ретроспективах) и характеризуется наличием имманентной логики,

Из книги Парменид автора Платон

КОМПОЗИЦИЯ ДИАЛОГА I. ВступлениеРассказ о лицах, связанных с данным диалогом, который представляет собой изложение неким Кефалом давно происходившей беседы знаменитых элейцев - Нарменида и Зенона - с тогда еще юным Сократом.II. Основной элейский тезисВсе едино, и не

Из книги Если ты не осёл, или Как узнать суфия. Суфийские анекдоты автора Константинов С. В.

Вода и рыба Знаете ли вы, что рыба не имеет ни малейшего представления о воде? Она не знает о существовании воды, пока она в ней находится. И только оказавшись на суше, она начинает переживать, но по-прежнему не понимает своей беды. Выброшенная на берег, лежит она, судорожно

Из книги Диалоги Воспоминания Размышления автора Стравинский Игорь Фёдорович

Композиция О процессе сочинения Р. К. Когда вы отдали себе отчет в композиторскомпризвании?И. С. Я не помню, когда и как я впервые ощутил себя композитором. Помнй) только, что такая мысль возникла у меня в раннем детстве, задолго до каких-либо серьезных музыкальных

Из книги Избранное. Логика мифа автора Голосовкер Яков Эммануилович

6. Жанр как интересное Под рубрикой «интересное предмета» можно рассматривать и жанр: например, авантюрный роман как жанр. Но жанр может фигурировать как предмет эстетики только постольку, поскольку поэтика будет рассматриваться как часть эстетики. Не неряшливость ли

Из книги Неискушенно мудрые автора Вэй У Вэй

5. Рыба - Я Ум, в котором появляется мир, - сказала сова кролику- Правда? - ответил кролик, срывая сочный одуванчик и теребя его уголком рта. - Эта мысль не приходила мне в голову.- Так и есть, - продолжала сова, - и мысли - не рыба, чтобы их могли ловить звери или

Из книги Психическая болезнь и личность автора Фуко Мишель

«Психическая болезнь и личность»: сюжет Работу «Психическая болезнь и личность» по праву можно назвать и научным трудом, и литературным произведением: блестящий стиль, убаюкивающая длительность, переносящая читателя от периода к периоду, сперва обнадеживающие, а затем

Из книги Итоги тысячелетнего развития, кн. I-II автора Лосев Алексей Федорович

2. Основной сюжет дошедшего сочинения В первых двух книгах, образующих, как сказано, вступление, рассказывается следующее.Марциан Капелла обещает своему сыну передать сказание, внушенное ему Сатурой (I 1 – 2), где под Сатурой понимается старинный смешанный литературный

Из книги Ответы: Об этике, искусстве, политике и экономике автора Рэнд Айн

1. Композиция Собственно говоря, установить точную композицию в столь разнообразном тексте довольно трудно. Тем не менее, по крайней мере тематически, все таки можно представить себе план этого трактата, и притом в следующем виде.После появления Поймандра с целью

Из книги Русская натурфилософская проза второй половины ХХ века: учебное пособие автора Смирнова Альфия Исламовна

Из книги Жемчужины мудрости: притчи, истории, наставления автора Евтихов Олег Владимирович

2. Натурфилософский «манифест» В. Астафьева (повествование в рассказах «Царь-рыба») Виктор Астафьев, мысль которого постоянно сосредоточена на «болевых точках» времени, обратился к проблеме взаимоотношений человека и природы уже на раннем этапе своей творческой

Из книги Сравнительное богословие. Книга 6 автора Коллектив авторов

СУШЕНАЯ РЫБА Хуан-цзы родился в бедной семье, и нередко в доме не хватало еды. Как-то раз родители послали его занять немного риса у богача.– Разумеется, я могу помочь, – ответил богач. – Скоро я соберу подати с моей деревни и тогда смогу одолжить тебе хоть пятьдесят монет

Из книги Архитектура и иконография. «Тело символа» в зеркале классической методологии автора Ванеян Степан С.

Из книги автора

Центрическое сооружение как архитектурный жанр Это что касается базилики. Рассуждения о центрическом типе отличаются совсем иной логикой. Этот тип церкви коренится в «жанре» «великосветских и утонченных павильонов», мыслившихся как предназначенные для небольших,

ВВЕДЕНИЕ 3

ГЛАВА I. ПЕЙЗАЖ И ЕГО ОСНОВНЫЕ ФУНКЦИИ В ЛИТЕРАТУРНОМ ПРОИЗВЕДЕНИИ 11

1.1 История становления и развития пейзажа в литературе 11

1.2 Определение понятия «пейзаж» в теории литературы. Виды пейзажей 15

1.3 Своеобразие художественного мира В. Астафьева 34

ГЛАВА II. АНАЛИЗ ОСОБЕННОСТЕЙ ПЕЙЗАЖА В ПРОИЗВЕДЕНИИ В. АСТАФЬЕВА «ЦАРЬ-РЫБА» 50

2.1. Виды и роль пейзажей в произведении В. Астафьева «Царь-рыба» 50

2.2. Описательные средства при рассмотрении пейзажей в 57

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 63

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 66

Выдержка из текста

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность настоящей работы. Пейзаж прошел долгий эволюционный путь литературно-художественного пейзажа. Однако на сегодняшний день литературно-художественный пейзаж очень поверхностно рассмотрен с учетом его значимости для текстопостроения, несмотря на то, что значение пейзажного фрагмента диктуется в первую очередь потребностями текста, и автор конструирует ту или иную пейзажную картинку, полностью подчиняясь законам текстопостроения, хотя, возможно, и не вполне осознает это. Данная особенность пейзажа трактуется в контексте идиостилистической проблематики с учетом замечания М. Риффатера, определяющего идиостиль как осознанное или неосознанное выражение авторской личности. Изучение законов построения художественного текста, к числу которых относятся и особенности отображения в нем окружающего мира в его художественном осмыслении, продолжает оставаться одним из важных вопросов современной лингвистики текста. В этом отношении большое значение приобретает рассмотрение такого явления, как литературно-художественный пейзаж.

Все перечисленные факторы, рассмотренные на базе художественного текста, не только раскрывают сущность антропохронотопической координаты художественного текста, но и позволяют взглянуть на связь человека и природы в художественном отображении как на соответствующий блок текстовой информации, вербализуемый в соответствии с законами текстовой номинации.

Широкий диапазон перечисленных проблем, затронутый настоящим исследованием, свидетельствует о его теоретической значимости. Суммируя ее в целом, можно заявить о том, что изучение литературно-художественного пейзажа, предпринимаемое с позиций концепта, содействует решению онтологических вопросов текстопостроения в едином комплексе друг с другом, поскольку когнитивные основы исследования вполне эффективно обеспечивают такую возможность. В этой связи становится возможным подключение человеческого фактора и на этой основе придание исследованию антропоцентрической значимости. Помимо этого обращение к закономерностям вербализации мыслительного содержания, находящегося в границах пейзажного концепта, вносит определенный вклад в решение проблем текстовой номинации и текстовой референции.

Объектом исследования настоящего дипломного исследования является, таким образом, целостный образ окружающего пространства, зафиксированный в произведении В. Астафьева «Царь-рыба». Творчество писателя уже не раз было предметом монографического изучения. В работах А.Н.Макарова, Н.Н.Яновского, В.Я.Курбатова, Т.М.Вахитовой, А.П.Ланщикова, А.Ю.Большаковой, С.В.Переваловой, в диссертациях, научных статьях, докладах исследовались характерные для писателя темы, отдельные жанры, поэтические особенности произведений, философское наполнение его творчества. В критике 1960- 1970-х годов очень популярным, и даже расхожим, был тезис о том, что в текстах «деревенщиков» доминирующую роль играет оппозиция «деревня-город, между тем представляется более точной и основательной позиция В. Ковского, который еще в начале 1980-х назвал главным атрибутивным признаком «деревенской прозы» «обращенность художника к прошлому, давнему или сравнительно недавнему, но взятому в качестве этического и эстетического критерия настоящего».

«Деревенская проза» не только с неопочвеннических позиций подвергла критике многие явления советской действительности, но и осудила негативные тенденции, присущие современной цивилизации в целом" , — справедливо указывает А. Большев. В мере, необходимой для решения поставленных исследователями задач, в этих работах рассматривались вопросы художественного своеобразия, влияния традиций, взаимодействия творчества В. Астафьева с современной литературой. Эволюционируя как художник к совершенству, демонстрируя в своей литературной практике и попятное движение, Астафьев в значительной мере оставался верным самому себе, своим творческим установкам, созвучным или отличающимся от творческих принципов его современников. Основой для хронологизации и систематизации творчества В. Астафьева, для обозначения рамок «уральского», «вологодского» и «сибирского» периодов являются события биографии писателя, кардинально изменяющие «литературное окружение», работа над этапными произведениями и их публикация, этапы эволюции его мировидения, перемены в восприятии художника критикой. Астафьевский автобиографизм определяет и тематическую парадигму прозы писателя — темы сиротства, распада традиционной деревни, величия Сибири, военного апокалипсиса и нравственной деградации России.

Проблема периодизации творчества В.П. Астафьева косвенно затрагивалась в работах Н.Н.Яновского, В.А.Курбатова, Т.М.Вахитовой, А.П.Ланщикова, А.Ю.Большаковой и некоторых других исследователей. Однако полностью разрешенной эта проблема по вполне объяснимым причинам быть не могла.

В процессе решения проблемы периодизации всегда существует опасность схематизации, произвола в выборе критериев для определения границ периодов, для отнесения произведений к тому или иному периоду. Творчество В. Астафьева исключением здесь не является. В настоящей работе предлагается следующая периодизация:

  • Первый период (1951 — 1969) можно охарактеризовать становления жанрово-стилевой системы и кристаллизации проблематики В.Астафьева. Он связан с жизнью писателя в городах Чусовой (Пермская область) и Пермь, а потому условно может быть назван пермским, или уральским. Внутри этого периода можно выделить время первых опытов, ученических вещей. Сюда войдут произведения и книги, написанные и изданные с 1951 по 1958 годы: от «Гражданского человека» и сборника «До будущей весны» до романа «Тают снега» включительно. На этом этапе уже обозначилась характеризующая во многом творчество писателя тенденция отрицания лжи, схематизма, неприятия упрощенного подхода к важным жизненным и эстетическим проблемам, хотя сам писатель не избегает в это время порицаемых им просчетов в его собственном творчестве. Пермский период включает в себя и время краткого (1959 — 1961), но продуктивного пребывания писателя на Высших литературных курсах в Москве. Вторая, завершающая часть этого периода характеризуется созданием и появлением значимых оригинальных произведений писателя («Перевал», «Стародуб», «Звездопад», «Кража», первая книга «Последнего поклона», первые редакции «Пастуха и пастушки»), осознанием своих тематических пристрастий (автобиографическая тема, темы природы и войны).

В это время Астафьев ощущает свою духовную близость с другими писателями и литературными течениями (К.Симонов, Ю. Нагибин, Е. Носов; «лирическая», «деревенская», «военная» проза, «тихая лирика»).

Происходит осознанное отталкивание писателя от «лекал соцреализма» (В.Астафьев).

Рубежным между первым и вторым периодами творчества В. Астафьева стало издание повести «Последний поклон» (1968).

Второй период творчества В. Астафьева совпадает с его вологодским периодом жизни (1969 — 1980).

Это время жанрово-стилевых открытий писателя. Он создает оригинальные, универсальные по жанру и стилю «современную пастораль» «Пастух и пастушка», впитавшую богатую культурную и литературную традицию; «Оду русскому огороду» и «повествование в рассказах» «Царь-рыба», синтезирующие миф с жанром рассказа и повести, с традициями лирики. «Царь-рыба» (1976 — 1990) В. Астафьева — этапное произведение русской литературы последней трети ХХ века. Для В. Астафьева её появление означало (вместе с повестями «Последний поклон», «Пастух и пастушка») кульминацию творческой эволюции. Для «деревенской прозы» «Царь рыба» знаменовала реализацию её возможностей при обращении не только к социально-этической, военной, но и к натурфилософской проблематике. Для литературного процесса этого времени «повествование в рассказах» стало этапом в развитии жанра повести, в трансформации «сибирского текста», в эволюции реалистического метода. Философской основой мировидения писателя наряду с пантеистическими представлениями всё более оказываются христианские идеи греха, жертвы, искупления, воскресения. Писатель приобретает значительную известность (особенно после публикации «Последнего поклона», работ А.Н. Макарова об Астафьеве).

Третий (красноярский, или сибирский) период творчества (1980 — 2001)

оказался для писателя самым длительным и самым продуктивным по числу созданных произведений. Для Астафьева наиболее значимой представляется в этом периоде завершение эволюции от пантеизма к христианскому мировосприятию, обогащение поэтики и стиля за счет синтеза трагического и комического в образности произведений. Как и внутри первого периода, здесь необходимо членение на два более локальных временных отрезка. Первый (1980 — 1988) представляет собой переходное явление продолжающегося подцензурного творчества. Литература этого времени разрабатывает темы кризиса нравственности, тональность её приобретает «мрачные» свойства (Ч.Айтматов, В. Крупин, В. Распутин, А. Рыбаков и другие).

В. Астафьев находит в себе силы и возможности для мощной критики социальных и политических устоев, для национальной самокритики, выразившейся в усилении тенденции отрицания, сатирической образности в произведениях той поры. «Кумирами» Астафьева этого времени стали русские классики.

1989 — 2001-й годы характеризуются ослаблением идеологического давления государства на писателей в целом. «Деревенская проза» в это время продолжает существовать, но уже не продуцирует новых интегрирующих общественное сознание и литературу идей. Больший вес и влияние в литературном процессе приобретает «возвращенная» литература (И.Бунин, А. Солженицын, В. Максимов, Г. Владимов, В. Аксенов и другие) В этих условиях, придерживаясь традиционалистских, консервативных взглядов в оценке фактов и явлений русской истории, Астафьев, тем не менее, приветствует утверждение либеральных принципов в современном обществе и государственной жизни.

В качестве предмета исследования выступают отдельные описания окружающего пространства, а именно картины живой природы в разнообразных временных, сезонных и погодных состояниях

Целью исследования является выявление структурных и содержательных особенностей пейзажа в произведении В. Астафьева «Царь — рыба».

Достижение поставленной цели определило постановку следующих исследовательских задач:

1. выделить пейзажные описания в тексте, установить их своеобразие и характерные признаки;

2. осуществить классификацию пейзажных описаний на типологических основаниях;

4. определить зависимость пейзажного концепта от различных категориальных свойств текста отдельного художественного произведения;

5. охарактеризовать в целом структуру пейзажного концепта, реализованного в произведения В. Астафьева «Царь — рыба».

Теоретической базой данного исследования послужили положения, разработанные в отечественных и зарубежных трудах по лингвистике текста, когнитивной лингвистике и лингвокультурологии.

Методологической базой исследования избрана та система функциональной сущности языка, которая решается в настоящее время на базе достижений в области лингвистики текста. Основным методом исследования является описательно-аналитический метод. Понимание основных характеристик пейзажа было сформировано автором настоящего дипломного исследование на основе анализа ряда произведений как зарубежных, так и отечественных авторов, работавших над проблемой пейзажа в теории и практике литературы.

Структура работы. Диплом состоит из введения, двух глав и заключения. Первая глава представляет собой теоретическое обоснование основной проблематики работы. Вторая глава посвящается анализу индивидуально-авторского воплощения концепта «пейзаж» в тексте избранного произведения В.Астафьева. В Заключении излагаются результаты исследования. Работа завершается библиографическим списком.

Список использованной литературы

1.Арсеньев К.К. Пейзаж в современном русском романе. — М.: Олма-пресс, 2005

2.Астафьев В. Всему свой час. М., 1985.

3.Астафьев В. Посох памяти. М., 1980.

4.Астафьев В. Собр.соч.: В 4 т. М., 1979. Т. 4.

5.Большев А. Деревенская проза 1960 — 1980-х годов (В. Белов, В. Распутин, В. Шукшин).

6.Бритиков А.Ф. Поэтика и смысловая роль пейзажа. Шолоховское чувство природы // Мастерство Михаила Шолохова. М.-Л.: Наука, 1964.

7.Вахитова Т.М. Повествование в рассказах В. Астафьева «Царь-рыба». М., 1988.

8.Гражданин Перми. — Пермь, 1993

9.Гурленова Л.В. Чувство природы в русской литературе 1920−1930-х годов. Сыктывкар: изд-во Сыктывкарского ун-та, 1998

10.Камендровская Р.С. Иерархическая структура пейзажных описаний в англоязычном прозаическом тексте (на примере романа Ш. Бронте «Джен Эйр») // Лингвистические и экстралингвистические проблемы коммуникации. Теоретические и прикладные аспекты: межвуз. сб. науч. тр. / МГУ им. Н.П. Огарева; редкол.: Ю.К. Воробьев (отв. ред.) [и др.].

— Вып. 3. — Саранск: Тип. «Крас. Окт.», 2004. -

12.Ковский В. Литературный процесс 60- 70-х годов (Динамика развития и проблемы изучения современной советской литературы).

13.Ланщиков А. Виктор Астафьев. -М., 1992

14.Лапченко А. Человек и земля в русской социально-философской прозе 70-х годов: В. Распутин, В. Астафьев, С. Залыгин. Л., 1985

15.Лапченко А.Ф. Человек и земля в русской социально-философской прозе 70-х годов: В.Распутин. В.Астафьев. С.Залыгин. М., 1989

16.Лейдерман Н., Липовецкий М. Современная русская литература: В 3 кн. Кн.

2. Семидесятые годы (1968−1986).

17.Лотман Ю. Руссо и русская культура ХVIII — начала ХIХ века // Руссо Жан Жак Трактаты. М., 1969.

18.Луценко Р.С. Лингвокультурные основы работы над текстом художественного произведения (на примере реализации концепта «пейзаж» в английской литературе XIX—XX вв. еков) // Интеграция образования: научно-методический журнал / редкол.: Н.П. Макаркин (гл. ред.) [и др.].

19.Макаров А. Во глубине России. — М., 1973

20.Максимов А.Н. Художественный текст — понятие, сущность, функциональная нагрузка. — М.: Литера, 2005

21.Максимова Л. К. «Царь-рыба» В. Астафьева. Трансформация жанра проповеди// Художественное творчество и литературный процесс. В.IX. — Томск: Изд-во Томского ун-та,

22.Нагаева А.И. Притча в художественной структуре «Царь-рыбы» В. Астафьева//Фольклор и литература Сибири. — Омск, 1991

23.Никольский В.А. Природа и человек в русской литературе XIX века (50−60-е годы).

Калинин: изд-во Калининского ун-та, 1973

24.Опарина М.В. Очерки русской литературы Сибири. Т. 2. — Новосибирск, 1989

25.Опарина М.В. Теория классического литературного текста. — М.: Олма-пресс, 2005

26.Опарина М.В. Теория художественного текста. — М.: Смарт, 2006

27.Пигарев К. Русская литература и изобразительное искусство: Очерки о русском национальном пейзаже середины ХIХ века. М.: Наука, 1972

28.Проза В. Астафьева. К проблеме мастерства. — М.: Литера, 2005

29.Смирнова А.И. Поэтика композиции повествования в рассказах «Царь-рыба» В. Астафьева//Проза В. Астафьева. К проблеме мастерства. — Красноярск, 1990

30.Царь-рыба // Астафьев В.П. Пастух и пастушка. М., 1989.

31.Эпштейн М.Н. «Природа, мир, тайник вселенной…»: Система пейзажных образов в русской поэзии. — М.: Высш. шк., 1990