– образовательное учреждение древних Афин, основанное около 387/388 года до н.э. «Академией» назвали как район со священной рощей Академа, так и построенный в ней гимнасий (спортивное сооружение) и школу Платона, занимавшую часть этого гимнасия.

Академия, бывшая изначально районом, ограниченным холмом Иппиос Колон (современная улица Ленорман) на востоке и рекой Кифисос на севере, получила название от имени местного героя Академа (Ἀκάδημος) или Экадема (Ἑκάδημος), имевшего отношение к культам Прометея и Гефеста. Сюда из Афин, а именно, из и его Дипилонских ворот, вели две дороги – Панафинейская (совр. улица Саламинос) и ответвление Священного тракта (совр. улица Платеон), вдоль которых находилось городское общественное кладбище (δημόσιον σῆμα). Большое количество ранних захоронений было обнаружено и в самом районе Академии вокруг будущего гимнасия. Интересно, что это место очень хорошо подходило для строительства гимнасия, но при этом сам его покровитель Академ не имел никакого отношения к спорту.

В районе Академии стояли различные алтари и практиковались многие культы, особенно, культ Афины. От местного алтаря Прометея и Гефеста начиналось соревнование по бегу с факелами , имевшее сакральное значение (см. ниже). Также в роще стояли алтари Геракла и Гермеса и росли священные оливы, охраняемые Зевсом Мариосом. Во время правления Писистрата перед входом в Академию был построен алтарь Эроса, а когда Платон основал здесь свою школу, то, как считается, поставил алтарь Муз . Благодаря соревнованиям по бегу и большому количеству различных культов, это священное место пользовалось уважением и популярностью.

Карта древних Афин с тремя первыми гимнасиями — Академией, Ликеем и Киносаргом

Хотя полноценные спортивные сооружения были построены здесь при Кимоне (510 – 450 до н.э.), простейший гимнасий на территории Академии появился ещё в Архаический период (VII – VI вв. до н.э.). В VI в. до н.э. Гиппарх огородил эту Академию дорогостоящей стеной, руины которой сейчас, возможно, обнаружены. Археологами была найдена и более поздняя стена размером 450 х 300 метров, по которой удалось определить границы Академии как гимнасия. При Кимоне в Академию была проведена вода и проложены прогулочные дорожки. За свой счёт он превратил её из святилища, в котором занимались спортом лишь привилегированные семьи, в место для занятий и отдыха для всех. Таким образом, Кимон первым в Афинах создал в подходящей местности дорожки для бега, то есть создал первый настоящий гимнасий. Об этом и более раннем гимнасиях практически ничего не известно.

Схема гимнасия Академии

Во время Панафиней и других праздников в честь павших воинов, похороненных на общественном кладбище, проходил бег с факелами , начинавшийся в Академии и завершавшийся у Дипилонских ворот. Неизвестно, когда и как зародился этот ритуал, однако к пятому веку до н.э. этот бег мог приобрести и спортивный аспект. Аристофан (444 – 380 до н.э.), например, в своих записях жаловался, что панафинейский бег с факелами в его дни стал неудовлетворительным из-за недостаточной тренированности юношей.

Гимнасий Академии в наши дни

Резервуар для воды в палестре гимнасия

В V – IV века до н.э. в Академии квартировали афинские и иностранные войска , для размещения которых было достаточно места и воды. Царь Спарты Павсаний располагался здесь лагерем в 405 году до н.э., а около 370 года до н.э. афинский военачальник Ификрат распорядился о том, чтобы его людей кормили в Академии. Древнегреческий писатель Ксенофонт (430 – 356 до н.э.) упоминал конные процессии в таком ключе, как будто бы они проходили здесь регулярно. Здесь проводились манёвры, похожие на антиппасию (состязания кавалерии), но при этом присутствовал буле (совет), то есть, это были, скорее, показательные военные выступления. Таким образом, Академия, кроме исполнения традиционных религиозных и атлетических функций, была ещё и местом проведения военной подготовки.

Неизвестная огороженная постройка к северо-востоку от гимнасия

Платон и его Академия

Платон (428 – 348 до н.э.), сын Аристона и Периктионы, происходил из богатой афинской семьи. В IV веке до н.э. он и македонский философ Аристотель сформулировали две разные, но взаимодополняющие системы взгляда на мир и человека. Эти философские системы, ставшие основой западной мысли на следующие 2500 лет, преподавались в двух разных , считающихся теперь первыми университетами в истории человечества.

Учитель Платона, Сократ, был казнён в 399 году до н.э. и в первое время философия Платона являлась простой трансляцией идей Сократа , что очевидно из его «Диалогов». В более зрелый период Платон, использовав диалектический метод, сформулировал свою «теорию идей», в которой говорилось, что изменчивый видимый мир вокруг нас является отражением единого неизменного настоящего мира совершенных высших идей.

Северо-восточная часть гимнасия

В 388 году до н.э. Платон выбрал гимнасий Академии для размещения своей философской школы. Возможно, Академия привлекла его, поскольку была приятным местом отдыха вдали от города, или же потому, что здесь собирались юноши из лучших семей Афин, у которых было время и деньги на высшее образование. Историк философии Диоген Лаэртский писал, что Платон сперва преподавал в Академии, пригородном гимнасии, а позже – в своём собственном саду в прилегающем районе Иппиос Колон. «Философия », которой он учил, включала все дисциплины, называемые сейчас «гуманитарными» и «физико-математическими». Очень мало что известно об организации этой школы, но, вероятно, она была довольно простая. Платон не достраивал никаких зданий к имевшемуся гимнасию и его школа не была школой в современном понимании этого слова – это было просто регулярное общение учителя и учеников, которые ставили проблемы и решали их. Таким образом, образовательная функция Академии не заменила функцию физической подготовки, а лишь дополнила, и это место осталось, прежде всего, гимнасием.

Северо-восточная часть гимнасия

Академия и её священная роща были уничтожены римским генералом Суллой, напавшим на Афины в 86 году до н.э., однако в этом же или в следующем веке её гимнасий был восстановлен. Академия Платона просуществовала около 1000 лет, пережив наивысший расцвет в период так называемого «Неоплатонизма» (III – IV вв.). Она закрылась лишь в 529 году , когда эдикт императора Юстиниана I запретил все образовательные центры в Афинах.

Постройка неизвестного назначения В2

Труба из постройки В2

Археологический парк Академия Платона

Положение академии Платона точно известно не только благодаря античным письменным источникам, но и благодаря обнаруженному на северо-восточном углу гимнасия пограничному столбу.

С 1929 по 1940 годы на месте Академии Платона начались первые археологические раскопки , спонсировавшиеся Панагиотисом Аристофроном (Παναγιώτης Αριστόφρων). Работы возобновились в 1955 году и продолжаются по настоящее время.

Карта Академии

На сегодняшний день открыто три наиболее важных района (см. карту):

А1 на улице Kratylou это построенный из глинобитного кирпича «Священный дом » конца VIII века до н.э., получивший такое название, поскольку в нём лежал жертвенный пепел, кости животных и керамические черепки позднего Геометрического периода. В 150 метрах к юго-западу от него было обнаружено более 200 ваз и чаш, которые, вероятно, были связаны с неким ритуалом возлияния. В 30 метрах к востоку был раскопан фундамент ещё одного прямоугольного, возможно, жилого, дома Геометрического периода.

Священный дом, вид с запада. Фотография Археологического общества

А2 рядом с А1 это руины маленького апсидального дома Доисторического периода (около 2500 до н.э.), который был назван «дом Академа ». Археолог Ставропулос (Σταυρόπουλος) предположил, что это здание было обнаружено афинянами в VIII веке до н.э. и связано ими с героем Академом, для которого рядом они построили «Священный дом». Эти два здания, возведённые до появления гимнасия, сейчас вновь засыпаны землёй .

А3 это длинная невысокая стена с подстенками, которую в настоящее время ассоциируют с упоминавшейся в античных источниках стеной Гиппарха. Её следы и стелы с надписью «Хорос [пограничный камень] Академии» были найдены и в других частях этого района.

В1 это гимнасий I в. до н.э. – I в. н.э. Сохранилась часть его палестры (большого прямоугольного двора) и окружающих её длинных узких помещений. На северной стороне под крышей можно увидеть резервуар для воды, использовавшейся спортсменами для умывания после тренировок.

Палестра гимнасия Академии

В2 часть этого же гимнасия неизвестного назначения, расположенная между палестрой и церковью Святого Трифона.

Здания В2

Г это частично сохранившееся большое (40 х 40 метров) квадратное перистильное здание , расположенное между улицами Platonos и Efklidou, которое датируется второй половиной IV века до н.э. Его структура и функции неизвестны, но, возможно, оно относилось к школе Платона. К северо-востоку от этого здания были обнаружены фрагменты керамических метоп с рисунками и антефиксы (вертикальные пластины – рассекатели воды), датирующиеся второй половиной VI века до н.э., что свидетельствует о существовании здесь более раннего общественного здания.

М.W7 г. до м. : »., после 12 лет странствий, в сорока­летием ноирагтс - в период расцвета (акме), как с чпгйли тогдашние греки, - Платон вернулся в Афины М том же году он приобретает рощу в зеле­ной окраине Афин, носившей имя героя Академа, и основывает свою школу - знаменитую Академию, которая просуществовала почти целое тысячелетие, до 529 г. н. э., когда была закрыта при императоре Юстиниане.

Над входом в Академию была надпись: «Негео­метр - да не войдет». Правда, в школе Платона за­нимались не только математическими дисциплина­ми, но и вопросами философии, политики и права. «Геометрия» в данном случае понималась, не без пи­фагорейского влияния, не как узкоспециальная об­ласть знаний, а скорее как универсальный, матема­тически интерпретируемый метод оперирования идеальными сущностями во всех сферах познания.

Яркий тому пример - платоновское различение простого (арифметического) и геометрического равенства, которое использовалось для противопо­ставления демократического понимания равенства и справедливости («по числу») аристократической концепции равенства и справедливости («по досто­инству»).

В Академии, согласно дошедшим сведениям, цари­ли строгие нравы и поощрялась сдержанность в про­явлении чувств. Сам Платон уже с юношеских лет вел себя так серьезно, что никто не видел, чтобы он шум­но смеялся и веселился. С возрастом он становился все более замкнутым человеком, но с учениками дер­жался просто и доступно, добродушно терпя их задор и критику. В связи с критическими замечаниями Ари­стотеля он как-то произнес: «Этот жеребенок лягает свою мать». Аристотель, самый знаменитый из учени­ков Платона, поступил в его школу в 367 г. до н. э. 17-летним юношей из небольшого города Стагир и пробыл в Академии (сначала в качестве ученика, а затем и преподавателя) двадцать лет, вплоть до смерти ее основателя.

Слава платоновской Академии быстро росла, в ней учились юноши со всех концов Эллады. При­нимались в Академию (возможно, также под влияни­ем пифагорейских союзов) и девушки, некоторые из них (например, Аксиофея из Флиунта) одевались по-мужски.

Ряд выпускников Академии в дальнейшем стали известными учеными, философами, политиками, за­конодателями.

Занятия Платона в Академии дважды прерыва­лись еще двумя его посещениями Сицилии в 366 и в 361-360 гг. до н. э. Обстоятельства этих поездок, проливающих дополнительный свет на неутомимые попытки Платона реформировать политику с помо­щью философии, были таковы. В 367 г. до н. э. нако­нец-то умер Дионисий Старший. Власть в Сиракузах перешла к его сыну Дионисию Младшему, тирания которого продолжала отцовское дело.

Дион в своих письмах к Платону всячески убеж-

дал его, что наступило благоприятное время для практической реализации в Сицилии платоновских идей о справедливом государственном устройстве, особенно напирая при этом на молодость нового правителя, его почтение к Платону и стремление к философии и образованию. Дион просил Платона прибыть в Сиракузы как можно быстрее, пока дру­гие не успели увлечь тирана Дионисия в противопо­ложную сторону. Настойчиво звал Платона к себе и сам Дио! шсий.

Платон, которому шел 62-й год, колебался, но нес же пустился к далекий путь и вновь попал в об-стапонку тирании, политических раздоров, клеве­ты и насилия. Во время платоновского пребыва­ния и Сиракузах Дион был обвинен в заговоре против Дионисия с целью установить свою тира­нию и с бесчестьем изгнан. До самого Платона до­шли слухи о приказе поймать и казнить его. Дело до казни, правда, не дошло, но Платон некоторое время находился под надзором и его не отпускали домой.

Дионисий, ревниво относившийся к дружбе меж­ду Платоном и Дионом, домогался похвал филосо­фа, но к постижению его идей так и не приступил, не бс:« резона опасаясь из-за подобных занятий по­терять класть I) конце концов, не добившись своего, он отпустил 1 Ыатопа н Афины.

И третий раз Платон посетил Сиракузы с целью добиться примирения Дионисия с Дионом, находив­шимся в изгнании. Достичь этого ему не удалось. Что­бы вновь вырваться из Сиракуз, Платону пришлось прибегнуть к помощи Архита Тарентского. По пути в Афины в ЗбО г. до н. э. во время Олимпийских игр Платон в Олимпии встретился с Дионом. Дион стал уговаривать Платона принять участие в подготавли­ваемом им свержении Дионисия, но Платон от этого отказался.

В дальнейшем Дион добился временной победы над Дионисием, но вскоре (в 354 или 353 г. до н. э.) был заколот бывшим своим сторонником афиняни­ном Каллиппом, которого, кстати сказать, в свою

очередь заколол тем же кинжалом пифагореец Леп-тин. Философия, выйдя из тиши кабинетов в кори­доры власти, натыкалась на нож или сама хваталась за него.

Этот опыт, конечно, не прошел для Плато­на - очевидца событий - даром. Устав от сопря­женных с политической практикой интриг и наси­лий, он, по словам Диогена Лаэртского, больше «го­сударственными делами не занимался, хотя из сочинений его и видно, что он был государствен­ный человек» (III, 23). Так Платон отказался от при­глашения его в качестве законодателя в Мегаполь, поскольку, как он понял, основатели полиса (арка-дяне и фиванцы) не были согласны блюсти равен­ство.

Остаток жизни Платон посвятил своим любимым философским и научным занятиям в Академии, ра­боте над диалогами. Старость сковала его ноги, об­ременила различными Гкм1с:шями тело. Но ум фило­софа, словно негаснущий фонарь, прорезал своим ярким светом надвигающийся мрак.

Умер Платон в 347 г. до н. э. в 80-летнем возрасте. Незадолго до кончины он увидел во сне, будто пре­вратился в лебедя, летает с дерева на дерево и до­ставляет много хлопот птицеловам. Сократик Сим-мий истолковал это так, что Платон останется не­уловим для тех, кто захочет его толковать, - ибо птицеловам подобны толкователи, старающиеся вы­следить мысли древних авторов, неуловим же он по­тому, что его сочинения допускают толкования и физическое, и этическое, и теологическое, и мно­жество иных.

Друзья и ученики погребли 11латона на террито­рии Академии. Сохранилось сообщение (Диоген Ла-эртский III, 43-44) о двух надписях на гробнице философа.

Первая из них звучит так:

Знанием меры и праведным нравом отличный меж смертных, Оный божественный муж здесь погребен Аристокл. Если кому из людей достижима великая мудрость, -" " Этому - более всех: зависть - нечто перед ним. "

Приведем и вторую надпись:

В мне глубоком земля сокрыла останки Платона, Дух же бессмертный его в сонме блаженных живет. Сын Аристона, ты знал прозренье божественной жизни. И меж достойнейших чтим в ближней и дальней земле.

Сохранилось и завещание Платона, свидетельст­вующее о среднем, если не скромном, материальном достатке философа. Несравненно богаче, как и по­добает истинному философу, духовное и творчес­кое его наследие, включающее в себя как многочис­ленные произведения Платона, так и всемирно-ис­торическую роль основанной им школы.

Творческая эволюция взглядов Платона отлича­ется неустанными поисками истины и неутомимой жаждой познания. Всю свою жизнь Платон настой­чиво учился у своих предшественников (и, прежде \ всего, у Гераклита, Сократа, пифагорейцев, Парме-1 нида, Зенона, софистов и многих других мыслите-, лей), соглашаясь и полемизируя с ними, творчески синтезируя их ценные и продуктивные концепции с собственными глубокими и оригинальными воз­зрениями, со своими открытиями и находками в об­ласти фиЛ(КО(|Х"КОЙ МЫСЛИ.

Большую часть своей жизни Платон провел в Афинах, к Академии с учениками. Здесь философ на­писал труды, которым он придал высокохудожест-{ венную форму диалогов (главное действующее лицо I в них - Сократ, обычно выражающий мысли самого I автора). Всего их более 20 (не считая более 10 диало-". гов, принадлежность которых Платону сомнитель­на); ему принадлежит также более десятка писем. Как установлено филологической наукой и историками древнегреческой философии, диалоги Платон напи-! сал примерно в следующей хронологической после-" дователы юсти. В ранний период (90-е годы ГУ в. до н. э.): «Апология Сократа», «Критон», «Эвтифрон», «Лахет», «Лисий», «Хармид», «Протагор», первая книга «Госу-

рого он стремится анализировать различные поня­тия (обычно морального характера) и найти их ро­довую сущность. В период, который считают пере­ходным (80-е годы этого века): «Горгий», «Менон», «Эвтидем», «Кратил». В этих произведениях опреде­ляется концепция идей, истолкованных в качестве особых сущностей, независимых от вещей, критику­ется релятивизм софистов, рассматривается орфи-ко-пифагорейское учение о бессмертии и кругово­роте душ.

В зрелый период (70-60-е годы) написаны «Фе-дон», «Пир», «Федр» и большая часть «Государства» (книги II-X). В этих диалогах уже обстоятельно разработана теория идей, определяющих вещи и явления конкретного мира. В диалогах «Теэтет», «Пармашд», «Софист», «11олитик», «Филеб», «Тимей» и «Критий* рассматрипаются вопросы логики, гно­сеологии, диалектики категорий (высших родов бытия в «Пармениде» и «Софисте»), космологии (в «Тимее»). В них сравнительно редки мифологичес­кие мотивы.

В последний, поздний период Платон написал самый обширный диалог - «Законы», в которых стремился свою теорию государства приблизить к реальной жизни. Следует иметь в виду, что в на­званных произведениях Платона нет систематичес­кого, последовательного, продуманного развития той или иной идеи или концепции. Формулируя множество глубоких мыслей по самым различным поводам, автор не задумывался над их систематиза­цией.

Приводимый ниже отрывок из работы Альбина, одного из учеников Плато! ia, публикуется в переводе Ю. А. Шичалина по изданию в качестве приложения к книге Платона «Диалоги» (М., 1986). Отрывки из про­изведений Платона печатаются по следующим изда­ниям: Сочинения, ч. III («Политика или Государство»), ч. V («Теэтет») и ч. VI («Политик», «Парменид», «Ти­мей»), перевод В. П.

Карпова., СПб., 1863-1879; Тво­рения, т. IV («Филеб», перевод Н. Томасова). Л., 1929 и т. XIII («Законы», перевод А. Н. Егунова). Пг., 1923; Из-

бранные диалоги («Пир», «Федр», «Федон», перевод С. Апта, А. Егунова и С. Маркиша). М., 1965; Сочине­ния в 3-х томах, т. 1 («Мемнон»). М., 1968 и Софист. Киев, 1907, перевод С. А. Ананьина; Диалоги («Эвти-дем», перевод С. Я. Шейнман-Топштейн). М., 1986. Под­бор отрывков выполнен В. Ф. Асмусом.

-* ".,. ..;,..:,. ". . ; ;>i.|i;

vv .""" . ",." " ""(ЧУ

->*"f. ./-Л \#*J*>

АЛЬБИН

«УЧЕБНИК ПЛАТОНОВСКОЙ ФИЛОСОФИИ»

XVII. 1. Боги вылепили человека главным образом из земли, огня, воздуха и воды, заняв определенную их часть в долг; они скрепили их невидимыми скре­пами и так создали некое единое тело, причем главен­ствующую часть души они поместили в голове, как бы засеяв ею головной мозг; на лице они поместили ор­ганы чувств, несущие соответствующую службу; из гладких и ровных треугольников, использованных при оор.понапми стихий, составили костный мозг, который должен Оыл производить семя; кость они сделали h:i мсмли, уилажнеппой мозгом и несколько раз накаленной и иоде и огне; жилы - из кости и пло­ти; а сама плоть была приготовлена на своего рода за­кваске, соленой и горьковатой.

2. Мозг они окружили костью, а сами кости скре­пили жилами, благодаря которым получились со­членения и суставы; они прикрыли их, как бы обле­пив плотью, в одних местах более плотной, в других менее, - так, чтобы телу было удобно.

3. Из того же самого они сплели внутренние ор­ганы, желудок и вокруг него - извивы кишок, а свер­ху, от полости рта, дыхательный канал, ведущий к легким, и горло, ведущее в пищевод. Пища, попадая в живот, размельчается и размягчается с помощью горячего воздуха и после соответствующего измене-

ния распространяется по всему телу; две жилы, иду­щие вдоль хребта, перекрестно оплетают голову, встречаясь друг с другом, а от головы разделяются на множество нервов.

4. Создав человека, боги сочетали с его телом ду­шу, господствующую над ним, причем ведущую часть души сознательно поместили в области головы, где начала нервов и жил, а также источники пережива­ний, могущих привести к умопомешательству; а орга­ны чувств вокруг головы суть как бы стражи ведущего начала.

Здесь же помещаются и начала рассуждения, выбора и оценки; несколько ниже они поместили чувственное начало души, а пылкое - в области серд­ца; вожделеющее начало помещается в нижней части живота и в области вокруг 4 пупка; об этих началах речь пойдет ниже.

XVII/. 1. Установив на лице светоносные глаза, бо­ги заставили их сдерживать заключенный в теле ог­ненный свет, гладкость и плотность которого род­нила его, по их мнению, с дневным светом. Этот вну­тренний свет, чистейший и прозрачнейший, легко изливается через глаза в целом, но особенно лег­ко - через их середину. Сталкиваясь, как подобное с подобным, со светом извне, он создает зрительные ощущения. Поэтому ночью, когда свет исчезает или затемняется, световой поток перестает устремляться к окружающему нас воздуху и, удерживаясь внутри, успокаивает и рассеивает наши внутренние порывы и тем самым вызывает сон; вследствие этого веки во сне смежаются.

2. При наступлении полного спокойствия при­ходят кратковременные сны; но если некоторые движения остаются, нас одолевают продолжитель­ные сновидения. Именно так - наяву и во сне - со­здаются воображаемые представления, а вслед за ними - образы в зеркалах и других прозрачных и гладких предметах, возникающие путем отраже­ния. При этом в зеркале создается впечатление вы­пуклости, глубины и протяженности, и разные об­разы здесь получаются из-за того, что лучи света либо отталкиваются от разных частей, либо соскальзыва-

ют с выпуклостей, либо стекаются в углубления; поэтому в одном случае левое представляется пра­вым, в другом - отображается то же самое, в треть­ем - более далекое оборачивается близким и на­оборот.

XDL1. Слух возник ради распознавания звуков; слы­шание начинается с движения в области головы и кон­чается в области печени. Звук через уши поражает мозг и кровь и доходит до самой души; высокий звук - от быстрого движения, шшкий - от медленного, гром­кий

" (1лсдук>щая способность - у i юздрей, состоящая it ж к приятии запахов. Запах есть ощущение, нисходя­щее- (п- сосудов в ноздрях к околопупочной области. Ниды папаха не поддаются именованию, за исключе­нием двух первичных - приятного и неприятного, которые называются благоуханием и зловонием. Вся­кий запах плотнее воздуха, но тоньше воды; это дока-," зывается тем, что пахучим, понятным образом, назы-

"8 вается то, что пребывает в некотором незавершенном состоянии и сохраняет свойства, общие воздуху и воде, каковы пар и туман; состояние перехода воды в воздух или обратно как раз и доступно чувству обо-пиним.

i, Мкус Лот создали ради распознания самых p;i (личных гоч.пцихся веществ; они протянули от ii."iijKU доссрдц.1 сосуды, которые должны оценивать и судить о вкус оных ощущениях, и, сравнивая и раз-

*. личая воздействие сочащихся веществ, определяют раз! шцу между ними.

4. Есть семь видов веществ, вызывающих разные вкусовые ощущения: сладкое, кислое, терпкое, едкое, соленое, острое и горькое. Из них сладкое обладает природой, противоположной всем прочим и прият­но проникающей во влагу вокруг языка. Из остальных кислое бередит и разъедает, острое горячит и устрем­ляется вверх, горькое хорошо прочищает; из веществ, сжимающих и закрывающих поры, едкое - более ше­роховатое, а терпкое - менее.

5. Осязательную способность боги приспособи­ли для восприятия горячего и холодного, мягкого

и твердого, легкого и тяжелого, гладкого и шерохо­ватого, чтобы можно было судить и о такого рода различиях. То, что при прикосновении поддается, мы называем податливым, а что не поддается - не­податливым; это зависит от основания самих тел: то, у чего большее основание, - устойчиво и основа­тельно, а то, основание чего мало, - податливо, мяг­ко и легко изменяется. Шероховатым можно считать то, что неоднородно и твердо, гладким - однород­ное и плотное. Ощущения горячего и холодного, как наиболее противоположные, возникают от проти­воположных причин. Одно, вызывая расщепление острой и быстрой подвижностью частей, вызывает ощущение тепла. Ощущение холода вызывается при-вхождением более крупного, которое вытесняет бо­лее мелкое и маленькое и насильно занимает их ме­сто: ведь именно тогда начинается некое сотрясение и дрожь, и при этом в телах возникает ощущение за­мерзания.

XX. Тяжелое и легкое ни в косм случае не следует определять через понятия верха и низа, так как «верх» и «низ» ничего не означают; в самом деле, по­скольку небо в целом шарообразно и совершенно выровнено со своей внешней стороны, неправиль­но что-либо одно в нем называть верхом, а другое - низом. Тяжелое есть то, что с трудом можно сдви­нуть с места, свойственного ему по природе; лег­кое - то, что без труда; кроме того, тяжелым являет­ся составленное из множества частей, а легким - из немногих.

XXI. Дышим мы так: извне нас облекает большой объем воздуха; этот воздух через рот, ноздри и про­чие пути, имеющиеся в теле и усматриваемые разу­мом, проникает внутрь, а нагревшись, устремляется наружу к такому же воздуху; и сколько его выходит, столько же воздуха извне входит внутрь; так, при не­прерывном совершении этого круговорота, получа­ются вдохи и выдохи.

XXII. Причины болезней многочисленны. Во-пер­вых, избыток и недостаток элементов, а также пере­ход их в несвойственные им места. Во-вторых, рож-

дение однородного в обратном порядке, например когда из плоти выделяется кровь, желчь или слизь, - это означает не что иное, как разложение плоти. Именно слизь представляет собой разложение мо­лодой плоти, пот и слезы - своего роды сыворотку слизи. Слизь, выступая наружу, вызывает сыпь и ли­шаи, а смешиваясь внутри с черной кровью, возбуж­дает так называемую священную болезнь; едкая и со­леная слизь есть причина катаров; все воспаления вызываются желчью, и нообщс желчь и флегма вы­зывают тысячи разнообразных недугов. Непрерыв­ная лихорадка возникает от избытка огня, ежеднев­ная - воздуха, трехдневная - коды, четырехднев­ная - земли.

XXIII. 1. Теперь следует сказать о душе; хотя мо­жет показаться, что мы повторяемся, начнем со следующего. Как мы уже показали, боги, созидав­шие смертные роды, получили от первого бога бес­смертную человеческую душу и прибавили к ней две смертные части. Чтобы божественная и бес­смертная часть души не была подавлена ничтоже­ством смертной части, они поместили ее как бы в крепости человеческого тела и, предназначив ее для управления и господства, уделили ей место в голонс, форма которой подобна форме мирозда­ния; опальное тело они предназначили для подчи­нения ей, прирастил его в качестве носителя, и в разных частях его поместили прочие смертные ча­сти души.

2. Пылкое начало они поместили в сердце, вож­делеющее - в средней области, между пупком и диа­фрагмой, связав его, словно некоего бешеного и ди­кого зверька. В помощь сердцу они приспособили легкие, сделав их мягкими, бескровными и пористы­ми наподобие губки ради смягчения ударов закипа­ющего гневом сердца. Печень благодаря имеющейся у нее сладости и горечи пробуждает вожделяющее начало души и укрощает его; кроме того, печень вы­зывает пророческие сны, поскольку она, будучи гладкой, плотной и лоснящейся, отражает идущую от ума силу. Селезенка помогает печени, очищая ее

и придавая ей лоск; она вбирает в себя вредные вы­деления, возникающие от некоторых болезней пе­чени.

XXIV. 1. Что три части души соответствуют трем ее силам и что части эти занимают свои места в соот­ветствии с определенным замыслом, можно усмот­реть из следующего. Во-первых, то, что от природы разделено, является разным; а чувства и разум разде­лены от природы, раз одно относится к мышлению, а другое - к страданиям и удовольствиям; кроме то­го, чувства есть и у животных.

2. Так как чувства и разум действительно разные от природы, они должны и помещаться отдельно, поскольку в конечном счете они приходят в столк­новение друг с другом; но ничто не может прийти в столкновение с самим собой, и противоположное друг /(\iyiy не может одновременно находиться в од­ном и том же месте.

3. На примере Медеи видно, как пыл страстей приходит в столкновение с рассудком; она гово­рит так:

Я знаю, что злодейство мной задумано, Но пыл страстей сильнее понимания.

(Еврипид.Медея, 1078-1079)

И в Лаие, похищающем Хрисиппа, страсть так­же приходит в столкновение с рассудком; он гово­рит так:

В том для людей несчастье величайшее, Что дурно поступают, блшо ведая.

(Еврипид. Стихи из не дошедшей до нас трагедии «Хрисипп»)

4. О том, что разум отличается от чувств, можно судить и на основании того, что разум и чувства вос­питываются по-разному; первый - с помощью обу­чения, а вторые - с помощью усвоения хороших привычек <...>.

УЧЕНИЕ ОБ «ИДЕЯХ»

«После этого-то, - сказал я, - нашу природу, со стороны образования и необразованности, уподобь вот какому состоянию. Вообрази людей как бы в подземном пещерном жилище, которое имеет от­крытый сверху и длинный во всю пещеру вход для света. Пусть люди живут в пей с детства, скованные по ногам и по nice так, чтобы, пребывая здесь, могли видеть только то, что находится пред ними, а пово­рачивать голову вокруг от уз не могли. Пусть свет до­ходит до них от огня, горящего далеко вверху и по­зади их, а между огнем и узниками на высоте пусть идет дорога, против которой вообрази стену, пост­роенную наподобие ширм, какие ставят фокусники пред зрителями, когда из-за них показывают свои фокусы». - «Воображаю», - сказал он. - Смотри же: мимо этой стены люди несут выставляющиеся над стеною разные сосуды, статуи и фигуры, то челове­ческие, то животные, то каменные, то деревянные, сделанные различным образом, и что будто бы одни из проносящих издают звуки, а другие молчат». - «Странный начертынасшь ты образ и странных уз­ников», - сказал он. - «Похожих на нас», - примол­вил и. - «Ра.чнс ты думаешь, что эти узники на первый раз как п себе, так и один в другом видели что-нибудь иное, а не тени, падавшие от огня на находящуюся пред ними пещеру?» - «Как же иначе, - сказал он, - если они принуждены во всю жизнь оставаться с не­подвижными-то головами?» - «А предметы проно­симые - не то же ли самое?» - «Что же иное?» - «Итак, если они в состоянии будут разговаривать друг с другом, не думаешь ли, что им будет представ­ляться, будто, называя видимое ими, они называют проносимое?» - «Необходимо». - «Но что, если бы в этой темнице прямо против них откликалось и эхо, как скоро кто из проходящих издавал бы звуки, к иному ли чему, думаешь, относили бы они эти зву­ки, а не к проходящей тени?» - «Клянусь Зевсом, не к иному», - сказал он. «Да и истиною-то, - примол-

вил я, - эти люди будут почитать, без сомнения, не что иное, как тени». - «Весьма необходимо, - ска­зал он. «Наблюдай же, - продолжал я, - пусть бы при такой их природе приходилось им быть разрешен­ными от уз и получить исцеление от бессмысленно­сти, какова бы она ни была; пусть бы кого-нибудь из них развязали, вдруг принудили встать, поворачи­вать шею, ходить и смотреть вверх на свет: делая все это, не почувствовал ли бы он боли и от блеска, не ощутил ли бы бессилия взирать на то, чего преж­де видел тени? И что, думаешь, сказал бы он, если бы кто стал ему говорить, что тогда он видел пустяки, а теперь, повернувшись ближе к сущему и более дей­ствительному, созерцает правильнее, и, если бы да­же, указывая на каждый проходящий предмет, при-j 1удили его отвечать на вопрос, что такое он, пришел ли бы ом, думаешь, в затруднение и не подумал ли бы, что виденное им тогда истиннее, чем указывае­мое теперь?» - «Конечно, - скапал он. «Да хотя бы и принудили его смотретьна свет, не страдал ли бы он глазами, не бежал ли бы, повернувшись к тому, что мог видеть, и не думал ли бы, что это действи­тельно яснее указываемого?» - «Так, - сказал он. «Если же кто, - продолжал я, - стал бы влечь его на­сильно по утесистому и крутому всходу и не оставил бы, пока не вытащил на солнечный свет, то не болез-новал ли бы он и не досадовал ли бы на влекущего и, когда вышел бы на свет, ослепляемые блеском глаза могли ли бы даже видеть предметы, называемые те­перь истинными?» - «Вдруг-то, конечно, не могли бы, - сказал он. «11опадобилась бы, думаю, привыч­ка, кто захотел бы созерцать горнее: сперва легко смотрел бы он только на тени, потом на отражаю­щиеся в воде фигуры людей и других предметов, а наконец, и на самые предметы; и из этих находящи­еся на небе и самое небо легче видел бы ночью, взи­рая на сияние звезд и луны, чем днем - солнце и свойства солнца». - «Как не легче!» - «И только, на­конец, уже, думаю, был бы в состоянии усмотреть и созерцать солнце - не изображение его в воде и в чуждом месте, а солнце само в себе, в собственной

его области». - «Необходимо», - сказал он. - «И после этого-то лишь заключил бы о нем, что оно означаег времена и лета и, в видимом месте всем управляя, есть некоторым образом причина всего, что усмат­ривали его товарищи». - «Ясно», - сказал он, - «что от того перешел бы он к этому». - «Что же, вспоминая о первом житье, о тамошней мудрости и о тогдашних узниках, не думаешь ли, что свою перемену будет он ублажать, а о других жалеть?» - «И очень». - «Вспоминая также о почестях и похвалах, какие тог­да воздаваемы были им друг от друга, и о наградах тому, кто с иропицителыюстыо смотрел на проходя­щее и шшмателыю замечал, что обыкновенно бы­вает прежде, что потом, что идет вместе, и из этого-то MoiymecTBCHHO угадывал, что имеет быть - при­страстен ли он будет, думаешь, к этим вещам и crai icT ли завидовать людям между ними почетным и правительственным или скорее придет к мысли Гомера и сильно захочет лучше идти в деревню ра­ботать на другого человека, бедного, и терпеть что бы то ни было, чем водиться такими мнениями и так жить?» - «Так и я думаю, - сказал он, - лучше принять всякие мучения, чем жить по-тамошнему». - «Заметь и то, - продолжал я, - что если бы такой сошел опять в ту же сидельницу и сел, то после сол­нечного снега глаза его не были ли бы вдруг объяты мраком?» - «Уж конечно, - сказал он. - «Но, указы­вая опять, если нужно, на прежние тени и споря с теми всегдашними узниками, пока не отупел бы, ус­тановив снова свое зрение - для чего требуется не­кратковременная привычка, - не возбудил ли бы он в них смеха и не сказали ли бы они, что, побывав вверху, он возвратился с поврежденными глазами и что поэтому не следует даже пытаться восходить вверх? А кто взялся бы разрешить их и возвесть, то­го они, лишь бы могли взять в руки и убить, убили бы». - «Непременно, - сказал он. «Так этот-то об­раз, любезный Главкон, - продолжал я, - надобно весь прибавить к тому, что сказано прежде, види­мую область зрения уподобляя житью в узилище, а свет огня в нем - силе солнца. Если притом поло-

жишь, что восхождение вверх и созерцание горне­го есть восторжение души в место мыслимое, то не обманешь моей надежды, о которой желаешь слы­шать. Бог знает, верно ли это; но представляющееся мне представляется так: на пределах ведения идея блага едва созерцается; но, будучи предметом со­зерцания, дает право умозаключать, что она во всем есть причина всего правого и прекрасного, в видимом родившая свет и его господина, а в мыс­лимом сама госпожа, дающая истину и ум, и что же­лающий быть мудрым в делах частных и общест­венных должен видеть ее». - «Тех же мыслей и я, - сказал он, - только бы мочь как-нибудь». - «Ну так прими и ту мысль, - примолвил я, - и не удивляйся, что здешние пришлецы не хотят жить по-человече­ски, но душами своими возносятся вверх, чтобы оби­тать там; ибо это естественно, если только, по начер­танному образу, справедливо (Государство,514 А - 517D).

Я хочу показать тебе тот вид причины, который я исследовал, и вот я снова возвращаюсь к известному и сто раз слышанному и с него начинаю, полагая за ос­нову, что существует прекрасное само по себе, и бла­гое, и великое, и все прочее. Если ты согласишься со мною и признаешь, что так оно и есть, я надеюсь, это позволит мне открыть и показать тебе причину бес­смертия души (Федон, 100 В).

Кто, правильно руководимый, достиг такой сте­пени познания любви, тот в конце этого пути уви­дит вдруг нечто удивительно прекрасное по приро­де, то самое, Сократ, ради чего и были предприняты все предшествующие труды, нечто, во-первых, веч­ное, то есть не знающее ни рождения, ни гибели, ни роста, ни оскудения, а во-вторых, не в чем-то пре­красное, а в чем-то безобразное, не когда-то, где-то, для кого-то и сравнительно с чем-то прекрасное, а в другое время, в другом месте, для другого и срав­нительно с другим безобразное. Красота эта пред­станет ему не в виде какого-то лица, рук или иной части тела, не в виде какой-то речи или науки, не в чем-то другом, будь то животное, земля, небо или

Названная так по имени общественного гимнасия, существовавшего, вероятно, со времен Солона (нач. VI в. до Р. Х.) в сев.-зап. пригороде Афин на месте святилища в честь местного героя Академа. После первой сицилийской поездки, когда Платон познакомился с Дионом (387), придворным тиранна Сиракуз Дионисия Старшего, он приобрел небольшое имение (κηπίδιον - Diog. L. III 19-20) недалеко от А. П. и вел занятия либо у себя, либо в гимнасии, причем и здесь и там Платон устроил святилища в честь Муз . По-видимому, школа Платона - созданный по его личной инициативе кружок единомышленников, составивших своего рода неофиц. политический клуб и вместе чтущих память отмеченного божеством учителя философии Сократа ,- образуется в 80-х гг., и в ней по инициативе и по образцу Платона начинают писать диалоги (с обязательным участием Сократа), полемизируют с др. сократиками, софистами и риторами, ведут диспуты и занимаются математикой. Когда Платон во второй раз едет на Сицилию (367-366), в А. П. появляется Аристотель , при к-ром развивается стихия диспутов и расширяется система лит. и лекционных жанров (диалоги с участием современников, доклады, курсы лекций, трактаты).

Последовательность схолархов А. П. после смерти Платона (347) восстанавливается на основе прежде всего «Списка академиков» Филодема (Academicorum index Herculanensis), IV кн. Диогена Лаэртского и статьи Πλάτων из «Суды» . На Филоне из Ларисы, к-рый в 88 г. покинул Афины, не оставив преемника (Seneca. Nat. quaest. VII 32, 2), прерывается цепь непосредственного преемства схолархов А. П. Ученик Филона Антиох Аскалонский разрывает с учителем еще при его жизни и основывает собственную школу (Numenius. Frg. 28, 11-12 des Places: ἑτέρας ἄρξας ̓Ακαδημίας), назвав ее Древней А. П. (Cic. Brut. 315; Luc. 70), к к-рой он относил Платона и его ближайших последователей, противопоставляя ей скептицизм Аркесилая; в этом двойном разделении истории А. П. ему следовал Цицерон .

Тройное членение А. П. представлено в «Списке академиков» (XXI 37-42): Средняя начинается с Аркесилая, Новая - с Лакида (ср. Diog. L. I 14; I 19; IV 59; Suda, s. v. Λακύδης; аберрация связана с тем, что Лакид стал учить в новом месте, названном Лакидейон); однако новый содержательный этап в развитии А. П. начинается с Карнеада , к-рого и называет родоначальником Новой А. П. Секст Эмпирик (Pyrrh. I 220; ср. Ps.-Gal. Hist. Phil. 3; Clem. Alex. Strom. I 14, 64, 1).

По тому же Сексту, круг Филона и Хармида составил 4-ю А. П. (Pyrrh. Hyp. I 220; cf. 235), стремившуюся подчеркнуть единство А. П. (Cic. Acad. I 13), что давало возможность постепенного перехода к догматизму. Школу Антиоха Секст (Pyrrh. Hyp. I 220, cf. 235) называет 5-й А. П.

Брат Антиоха Аскалонского Арист упоминается Цицероном в «Бруте» (332), написанном в 46 г. как глава (heres) Древней А. П., но уже осенью 45 г. его, вероятно, не было в живых, т. к. сын Цицерона слушал только ученика Ариста перипатетика Кратиппа. Др. ученик Древней Академии, Аристон Александрийский, также перешел в Перипат (школу Аристотеля, получившую это название после того, как преемник Аристотеля Теофраст приобрел для занятий перипат - крытую галерею). Согласно Плутарху (Brut. 2, 3), Марк Юний Брут в авг. 44 г. слушал в Афинах Кратиппа и «академика Теомнеста». Это последний живший и преподававший в Афинах философ, к-рого источники называют «академиком»: нет оснований считать его преемником Ариста, хотя нельзя сказать и того, что он продолжал традицию скептической А. П., вероятно обратившуюся после Филона из Ларисы к пирронизму.

На Аристе, т. о., завершается история основанной Антиохом Аскалонским Древней Академии, само название к-рой было ярким свидетельством того возвратного порыва философской мысли античности, к-рый в период т. н. среднего платонизма искал идентичности во все большем внимании к текстам основателя школы и постепенно привел к возникновению неск. центров изучения и разработки платоновского наследия вне Афин. И тем не менее, когда афинские платоники в IV-VI вв. считали себя «диадохами» Платона и говорили о «золотой цепи» его адептов, это было не только «сентиментальной конструкцией» (G ör ler . С. 982), но и констатацией того единственного пути, на к-ром античный платонизм сумел подвести самый внушительный итог всего развития языческой мысли и сохранить ее наследие для Византии, арабов и Зап. Европы.

Для христ. авторов А. П. и академики - прежде всего представители скептического периода платоновской школы, противопоставленные Платону: напр., св. Иустин , неоднократно цитируя Платона и показывая, что его учение восходит к Моисею (Увещание к эллинам. 20 сл.), никак не соотносит его с А. П. И Тертуллиан в своем знаменитом вопрошании «Что Афины Иерусалиму? Что Академия- Церкви?» (О прескрипции против еретиков. 7) имеет в виду именно скептическую А. П., а не «человеколюбивого Платона» (К язычникам. II 3), к-рый «от самой природы» знал о бессмертии души (О воскресении плоти). Между тем христ. писателям как в греч., так и в лат. традиции была хорошо известна история А. П.: Евсевий Кесарийский в «Евангельском приуготовлении» (XIV 4 сл.) подробно воспроизводит соч. Нумения «О расхождении академиков с Платоном». блж. Августин в трактате «Против академиков» также подробно излагает историю А. П. (II 6. 13-15), опираясь на «Academicorum libri» Цицерона; подчеркивая противоположность А. П. и Платона (III 17. 37-41), Августин показывает, что академические и диалектические уловки были нужны последователям Платона только для того, чтобы сокрыть глубокомысленное учение Платона от непросвещенной толпы, к-рой оно было недоступно, и, в частности, оспорить учение материалиста Зенона (ср.: Clem. Alex. Strom. II 21, 129, 9: младшие представители А. П. считают своей целью воздержание от суждений против фантастических представлений платоников). Эта вынужденная позиция привела, по Августину, к спорам в самой А. П., в конце концов сошедшим на нет, поскольку «лик Платона, самый чистый и самый светлый из тех, что есть в философии, воссиял, сквозь облака заблуждений, особенно ярко в Плотине, философе-платонике, которого находили до такой степени похожим на Платона, что казалось, будто... один жил в другом» (Contra Acad. III 18. 41). Так Августин на 33-м году жизни разрешает в себе самом разногласия между А. П. и ее основателем и, освобождаясь от соблазна академического скепсиса, намерен верой никогда не уклоняться «от авторитета Христова», а умом - опираться на «платоников, чьи взгляды не противоречат нашим таинствам» (III 20. 43).

Ист.: Filodemo . Storia dei filosofi. Platone e l"Academia (Pap. Herc. 1021 e 164) / Ed., trad. e comm. a cura di T. Dorandi. Napoli, 1991.

Лит.: Lynch J. P . Aristotle"s School: A study of a Greek Educational Institution.Berkely, 1972; Glucker J. Antiochus and the Late Academy. Gött., 1978; Billot M.-F . Académic //Dictionnaire des philosophes antiques. P., 1989. 1. P. 693-789 (P. 780-787: Platon et l"École Académicienne à l"Académie); Dorandi T. Ricerche sulla cronologia dei filosofi ellenistici. Stuttg., 1991; G ör ler W . Die Philosophie der Antike. Basel, 1994. Bd. 4: Die Hellenistische Philosophie. S. 717-1168. Kap. 5: Älterer Pyrrhonismus, Jünger, Akademie, Antiochus aus Askalon.

Ю. А. Шичалин

В 388 г. до н.э. была основана Академия, - событие достопамятное, поскольку в Греции еще не было институтов подобного типа. Чтобы придать Академии прочный статус, ее представили как священное братство людей, почитающих Музы и Аполлона.

Цель школы состояла не в том, чтобы собирать знание для эрудиции, но в том, чтобы формировать через определенным образом организованное знание людей нового типа, способных обновить государство. В основе лежало убеждение, что знание облагораживает людей, а значит, через последних, общество и государство.

Ради этой цели Академия открыла двери личностям самой разнообразной формации и несовпадающих тенденций. В горизонте сократовских установок Платон читал лекции математикам, астрономам, медикам, провоцируя среди них творческие дискуссии. Евдокс из Книда, математик и астроном, весьма известный в свое время, подвергал критике даже теорию идей своего учителя.

В 90-е годы IV в. до н.э. Платон вплотную приступил к разработке концепции идеального государства, а в начале следующего десятилетия ему представилась и первая возможность обратить в свою веру, т.е. приобщить к своей теории, практического политика - сицилийского правителя Дионисия I, по приглашению которого он в 388 г. прибыл в Сиракузы. Опыт оказался неудачным: отношения между философом, проповедовавшим высокие истины, и самовластным тираном, знакомство которого с мудрецом было продиктовано всего лишь сиюминутной прихотью, не сложились - да и не могли сложиться - надлежащим образом. Раздраженный проповедью философа, тиран выслал его из Сицилии.

Более того, согласно популярной версии (которую не обязательно оспаривать), на обратном пути, по поручению Дионисия, спартанец Поллид, под присмотром которого Платон возвращался в Грецию, высадил философа на Эгине и, как обычного военнопленного, выставил его для продажи в рабство. К счастью для философа, он тогда уже пользовался известностью и уважением в греческом мире, и один из почитателей его мудрости Анникерид из Кирены, находившийся в то время на Эгине, выкупил его из плена и препроводил в Афины.

Позднее, при преемнике старшего Дионисия, Дионисии II, проявлявшем видимый интерес к философии, Платон еще дважды посещал Сиракузы (в 366 и 361-360 гг.), но и эти опыты с обращением нового сиракузского тирана на путь истины, завершились, как и следовало ожидать, полной неудачей. Несмотря на это, Платон, которому была ясна неспособность современного гражданского общества к преобразованию в желательном идеальном плане, до конца дней своих, как показывает позднейшее его сочинение "Законы", не терял надежды на реализацию своего замысла с помощью сильного единоличного правителя - тирана, способного, под влиянием мудрого наставника, увлечь своим примером или силою обратить общество на путь реформ.

Нечего и говорить, что такие расчеты и попытки водить дружбу с тиранами могли лишь скомпрометировать нравственную позицию философа, ни на иоту не подвигая дело реализации идеального политического проекта. К чести Платона и к выгоде античных интеллектуалов его практические устремления не исчерпывались одними лишь неудачными политическими экспериментами. Его энергии хватило и на другой и гораздо более плодотворный опыт на ниве образовательной и научной. Имеется в виду учреждение им вскоре после возвращения из первого путешествия в Сицилию, т.е. еще в те же 80-е годы, первой правильной философской школы и одновременно ученой корпорации - Академии.

Школа Платона получила свое название по месту своего расположения в роще со святилищем древнего аттического героя Академа (в северо-западном предместье Афин, примерно в километре с небольшим от городских стен и Дипилонских ворот). К тому времени здесь уже существовал гимнасий - помещение или, вернее, комплекс помещений, предназначенных для физических и интеллектуальных занятий. Собственно, первоначальное назначение гимнасиев, как показывает само название - физическое упражнение или место для таких упражнений, было служить физическому воспитанию свободных людей. В этом качестве гимнасий обычно располагал беговой дорожкой, квадратным портиком с открытым двором в центре для борьбы и других гимнастических упражнений и рядом вспомогательных помещений, включавших, в частности, место для омовений и пр. Портики в гимнасиях рано стали излюбленным местом встреч философов и риторов со своими учениками, и это привело к постепенному преобразованию гимнасиев из собственно спортивных школ в общеобразовательные центры (откуда и понятие гимназии в новейшее время), причем нередко они стали обзаводиться специальными залами для лекций и даже библиотеками.

Во времена Платона, во всяком случае, эта метаморфоза стала свершившимся фактом. Древний биограф Платона Диоген Лаэртский определенно свидетельствует о том, что по возвращении из первого путешествия в Сицилию философ избрал местом своих занятий Академию, "а это, - поясняет Диоген, - гимнасий в роще за городскими стенами. Новостью здесь, однако, было то, что философ прочно обосновался в Академии: он купил здесь участок земли, посвятил его Музам, богиням - покровительницам искусств и наук, и воздвиг в их честь специальное святилище, а кроме того, построил помещение для жилья и крытую галерею для занятий с учениками. Ибо то, что он устроил на этом новом священном участке, было именно училищем, точнее - высшей философской школой, обладавшей, помимо этого, качествами научной коллегии и религиозного союза.

Как обстояло с правами собственности в этом случае? Был ли Платон единственным и безраздельным собственником участка, посвященного Музам? На этот вопрос не так просто ответить. Дело в том, что, согласно одной из версий, излагаемых Диогеном Лаэртским относительно выкупа Платона из рабства, деньги для этого благого дела прислал также сицилийский почитатель философа, сородич Дионисия Старшего Дион, "но, - продолжает Диоген свое переложение, - Анникерид не взял их себе, а купил на них Платону садик в Академии". Чуть раньше в том же параграфе Диоген упоминал о том, что друзья философа в Афинах немедленно собрали и отослали Анникериду деньги в возмещение его затрат, "но он их отверг, заявив, что не одни друзья вправе заботиться о Платоне". Нельзя ли предположить, что собранный таким образом и оставшийся не востребованным фонд, куда могли войти пожертвования и местных друзей Платона, и чужеземных его почитателей, и был употреблен на приобретение участка в Академии? Из этого, однако, не обязательно заключать, что Платон не мог быть в таком случае собственником или, если угодно, реальным владельцем священного участка, и что последний был коллективным владением участвовавших в складчине друзей.

Впрочем, все эти предположения об обращении собранного друзьями совместного фонда на покупку участка в Академии строятся на очень шатком источниковом основании и потому остаются всего лишь предположениями, не более того. Ничто не мешает считать, что участок был куплен на собственные средства самим Платоном, и что он и являлся его владельцем без всяких околичностей. Но если так и было, то надо подчеркнуть великодушие Платона, сделавшего свое имение общим пристанищем друзей-философов. Конечно, содержание святилища и особенно школы требовало значительных расходов, если даже исключить практику совместных обедов, о которых ничего не известно. Между тем, как это следует из одной (cохранившейся в позднейшей передаче) реплики Дионисия Младшего из его письма к Спевсиппу, Платон, в отличие от своих преемников по руководству Академией, не взыскивал платы с учеников. Будучи не только сократиком, но еще и богатым человеком, он мог позволить себе такую роскошь, как, очевидно, и единоличное содержание своего училища.

Во всяком случае, нам ничего не известно - по крайней мере вначале - об обязательных взносах питомцев Академии, что, конечно, не должно исключать возможности получения Платоном всякого рода пожертвований и субсидий от добровольных спонсоров. Помимо названных выше случаев с Анникеридом и Дионом, традиция упоминает еще о даре сиракузского тирана Дионисия (неясно, впрочем, какого - Старшего или Младшего), презентовавшего афинскому философу поистине круглую сумму в 80 талантов. Да и позднейшие руководители школы (схолархи) нет-нет да и получали пожертвования от сильных мира сего, которым было лестно прослыть меценатами Академии или иного какого-либо известного научного центра. Так, по свидетельству Плутарха, сиракузянин Дион, живший во время изгнания в Афинах и приобретший здесь загородное имение, перед возвращением в Сицилию подарил его племяннику Платона и будущему схоларху Академии Спевсиппу. Позднее, по сообщению Диогена Лаэртского, Александр Великий прислал большой денежный дар третьему схоларху Академии Ксенократу. Впрочем, последний, отличаясь крайней независимостью, "отложил себе 3000 аттических драхм, а остальное отослал обратно, сказавши: "Царю нужно больше - ему больше народу кормить".

От материального основания Академии обратимся к ее живому составу. Об этом можно судить по перечню учеников Платона, который дается Диогеном Лаэртским в конце биографии философа. Приводимый здесь длинный ряд несомненно только наиболее известных учеников Платона может служить указанием на то, что количество слушателей в его школе могло быть весьма значительным, но сказать с определенностью, сколько их было в течение учебного года, невозможно. Кстати, трудно сказать, был ли точно определен срок обучения: одни могли ограничиваться обычными в таких случаях одним-двумя годами, а другие могли заниматься в Академии и более длительное время. Аристотель, например, оставался слушателем Платона 20 лет.

Что нам известно в точности - так это характерный, так сказать, космополитический состав слушателей Академии: как у Сократа, так и у Платона они являлись из самых разных уголков греческого мира - из самих Афин, из других городов Балканской Греции (из Опунта, Гераклеи Трахинской, Флиунта, Мантинеи), с далеких окраин (с северного побережья, из Амфиполя, Стагира, Эноса, Перинфа; из малоазийских городов Халкедона, Кизика, Лампсака, Скепсиса, Гераклеи Понтийской; из центра западных греков - Сиракуз). Среди них были не только мужчины, но и женщины; последних, впрочем, было немного (по именам известны Аксиофея из Флиунта и Ласфения из Мантинеи). Нам не известно, на каких условиях принимались ученики в школу Платона, но какие-то условия, надо думать, ставились, коль скоро возникала нужда в сплочении этой пестрой группы в спаянную общим духом корпорацию.

Что касается устроения самой жизни в Академии, то здесь также можно высказать одни лишь предположения. Местом жительства Платона и большинства последующих схолархов (известное исключение - Спевсипп) была сама Академия, т.е. какой-то возведенный еще основателем школы жилой дом. Ученики могли жить в городе, а могли и селиться в самой Академии, в каких-то легких специально для того возводимых строениях. Так было, в частности, при Полемоне, четвертом схолархе Академии. По словам Диогена, "жил он затворником в саду Академии, а ученики его селились вокруг, поставив себе хижины близ святилища Муз и крытой галереи". Относительно общих трапез у академиков, как уже было сказано, ничего не известно.

В остальном и самом главном жизнь в Академии была жизнью сообщества: вместе все посещали занятия, на которых слушали лекции наставников или присутствовали при проводимых ими беседах, вместе принимали участие в религиозных церемониях, связанных с культом особо чтимых божеств или почитанием памяти основателя школы, чья могила, находившаяся здесь же, в саду Академии, могла быть естественным культовым дополнением к святилищу Муз. Совместным характером, естественно, отличались и те дружеские пирушки, которые свершались в дни празднеств, после свершения жертвоприношений, или по другому какому-либо поводу, на счет схоларха или спонсора или же вскладчину.

Платоновская Академия являлась ученым, философским содружеством. Светский интерес и светские связи преобладали в этом сообществе, но оно не было лишено и религиозной окраски. Напомним, что Платон приобрел участок для своей школы в священной роще Академа, и что сам этот участок был посвящен Музам, почитание которых было своеобразной религиозной эгидой для нового содружества. Но важным было и почитание самого учредителя этого философского содружества - Платона - по тому, очевидно, типу, по какому обычно практиковалось почитание основателей религиозных сообществ.

Его участники-философы составляли своеобразную корпорацию, чем-то напоминавшую дорогую сердцу основоположника общину или коллегию (совет) мудрецов-философов, как они были представлены в составленных им проектах идеального государства. Своим особенным бытом и сокровенной наукой эта корпорация также была отгорожена от остального мира, но - в отличие от своих идеальных прототипов - она не правила этим миром. Тем не менее ограда, отделявшая Академию от прочего мира, не была совершенно непроницаема: и основатель школы, и его ученики и последователи нет-нет да и вступали в контакт с избранными представителями современного общества, в частности с сильными, энергичными политиками, пытаясь с их помощью реализовать свои проекты политического переустройства.

Мы уже упоминали о попытках Платона действовать в таком плане через сиракузских тиранов. Заметим, что в третьем путешествии в Сицилию его сопровождали двое ближайших учеников и будущих преемников - Спевсипп и Ксенократ. Позднее Академия будет возлагать свои надежды на сиракузского оппозиционера Диона. В бытность того в Афинах с ним водили дружбу и сам Платон, и его ученики - все тот же Спевсипп и Каллипп, в доме которого одно время жил сиракузский изгнанник. Этот Каллипп сопровождал Диона во время его вторжения в Сицилию (357 г.), однако, после свержения тирании, во время кратковременного правления Диона, стал инициатором новых интриг против своего друга и патрона. Устранив Диона, Каллипп сам утвердился в качестве правителя в Сиракузах (354 г.), но также только на короткое время, поскольку два годя спустя стал жертвою солдатского возмущения.

Вообще естественно, что из школы Платона, при этом ее стремлении влиять на государственную жизнь, могли выходить не только философы, но и опасные политические авантюристы. Помимо Каллиппа можно указать на Клеарха Гераклейского, который был слушателем и Исократа, и Платона, а по возвращении в Понт сделался тираном в собственном родном городе (364/3 г. до н.э.). Тем не менее, при некотором сходстве с политическим клубом, платоновская Академия с самого начала и до конца (а она просуществовала около 900 лет, до 529 г.н.э., когда была закрыта Юстинианом) оставалась по преимуществу научным и учебным центром, ученым сообществом, в котором справедливо видят прообраз Академий нового времени. Впрочем, таким образцом она стала уже в древности, в первую очередь для того направления, которое рано отпочковалось от нее и оформилось в самостоятельную философскую школу, - для перипатетиков.

Академия возникла в 80-х гг. IV в. до н.э. Вначале она была частной собственностью Платона, который передал управление ею по наследству своему племяннику Спевсиппу; затем она постепенно перешла в коллективное управление ее "профессуры", а во времена Римской империи превратилась в государственное учебное заведение.

Цели создания Академии очевидным образом вытекают из учения Платона, изложенного выше. Платой создавал учреждение, которое, выражаясь современным языком, совмещало в себе учебные и исследовательские функции. О том, что в Академии предполагались и проводились дискуссии, свидетельствует не только диалогический жанр сочинений основателя школы, но и тот факт, что в предположительно поздних текстах Платона мы видим немало примеров его полемики с отдельными воззрениями Аристотеля, Ксенократа и, вероятно, других "академиков".

Однако двигало Платоном и его учениками не только стремление к аккумуляции и сохранению знания. Диалоги его демонстрируют также очевидное желание изменить гражданское сознание, а в идеале и политический ландшафт современной ему ранней Академии Эллады. Крайне малое участие "академиков" в политической жизни Афин говорит нe об аполитичности Академии, а о ее оппозиции тогдашним реалиям (см. "Письма" Платона, письмо VII). Недаром основная политическая активность Академии была связана с "зарубежьем" - в большей степени с Сицилией, в меньшей - с Малой Азией и Македонией. Среди друзей и учеников Платона можно назвать Диона, Каллиппа, Леитина, а также Дионисия Младшего, некоторое время находившегося под влиянием Платона; все они в разное время и с разной степенью успешности играли важную политическую роль в Сиракузах. Еще один его последователь, Гермий, являлся правителем города Атарпея в Эолиде (Малая Азия) и был сторонником македонских царей. Заметим, что именно к македонскому двору будет приглашен впоследствии Аристотель.

Мы ничтожно мало знаем о том, как именно был устроен образовательный процесс в Академии, как выглядели там "лекции" и "коллоквиумы", какие из них вел сам Платон (и вел ли он вообще занятия в современном смысле этого слова). Однако можно с уверенностью говорить о преодолении в Академии аристократической модели образования, с которой в той или иной степени были связаны образовательные "проекты" Исократа и даже софистов. На смену воспитанию "прекрасного и доброго" мужа, воплощающего собой идеал политической и социальной успешности, приходит идея формирования ученого, чья жизненная и научная стратегия базируется на самопознании и гражданской ответственности. Образовательная программа Академии включала в себя изучение разнообразных предметов, среди которых особое место отводилось математическим наукам, дисциплинирующих, по мнению Платона, ум, имеющих важное практическое значение и позволяющих обратиться к познанию истинного (бестелесного) бытия. Результатом обучения должно было стать овладение "методом логосов", символизировавшее выход из "пещеры", а также формирование навыков подлинного государственного деятеля. Риторическое искусство при этом оставалось на втором плане, о чем свидетельствует известный античный анекдот о публичной лекции Платона, посвященной благу, которая оказалась слишком скучна для афинских обывателей.

Тем не менее ряд текстов Платона (особенно "Государство" и "Законы") показывает, что основатель Академии считал необходимым сохранение традиционных форм "гимнасического" и "мусического" образований - но лишь как предваряющих образование подлинно философское и способствующее воспитанию гражданских добродетелей.